Читаем Тот самый полностью

– Трудно понять, чего ты хочешь от жизни, когда тебе всего шестнадцать лет, – я отложил книгу и посмотрел на маму. В её глазах я хотел увидеть ответы, но видел только собственное отражение в узких зрачках.

– В любом другом возрасте тоже, – резонно заметила она, отряхнув подол сарафана от пыли. – Я тоже не знаю. Думаешь, другие знают? Они притворяются.

– Значит, мы все – просто дети в этом огромном мире?

На мгновение я ощутил доверие между нами, хрупкое и пугливое, и мне захотелось поделиться с ней обо всём, что случилось. О Кире, о Жеке… о многом другом.

– Дети, которые научились платить по счетам и считать деньги. Жить по взрослым правилам. Вообще знаешь… любовь – корень всех бед. Иногда, если повезёт, она бывает взаимной, но чаще всего она разбивает нам сердце.

– Ма, к чему ты опять клонишь? – Я нахмурился. – Можешь не беспокоиться, моё сердце в порядке.

Её взгляд остановился на чёрном шнурке у меня на шее, и я спрятал перо под футболкой.

– Порой трудно заметить, когда порядок переходит в хаос. Матвей… – мама задумчиво прикусила губу и понизила голос, чтобы Алиса нас не услышала. – Как бы ты отнёсся к тому… – она снова замолчала и стала крутить серебряное кольцо на указательном пальце.

Под кольцом осталась белая полоска незагорелой кожи.

– К чему? – я сразу же насторожился.

– Давай представим чисто гипотетически…

Я кивнул, пока не зная, что придётся представлять. Мама с опаской бросила взгляд на Алису.

– Ты бы хотел, чтобы у тебя был брат? Чисто гипотетически, естественно.

Мимолётное желание поделиться с мамой тайной о своих друзьях вмиг испарилось. Порой доверие, выстроенное годами, исчезало после одного неверного слова. Слово – изощрённое оружие: его можно сделать лёгким, как пёрышко, а можно превратить в заострённый клинок.

– Чисто гипотетически? – я невольно приподнялся, а мой голос нарушил спокойствие спящего сада. Я скрестил руки, защищаясь.

Алиса повернула голову и заинтересованно взглянула на нас. Я сжал кулаки.

– Чисто гипотетически, – со смущением подтвердила мама.

– Чисто гипотетически у меня уже был брат, – мой голос прозвучал резче и холоднее, чем я хотел.

Во взгляде мамы мелькнули обрывки прошлого: я видел это по появившимся морщинкам в уголках глаз. Никто из нас не оправился от того, что произошло, но и никто не собирался признавать этого. Я вспомнил безымянную могилу, цветные камушки на надгробии, принесённые Алисой, вспомнил плач мамы, когда та думала, что её никто не слышал, и собственную бессильную ярость. Я вспомнил всё: на самом деле я просто ничего не забывал.

– Ладно, давай забудем, что я сейчас сказала.

– Ты что…

Я резко повернулся к маме и уставился на неё.

– Нет, – когда я продолжил смотреть на неё, она повторила: – нет! Я не беременна.

– Ма?

– Разве я когда-нибудь тебе врала?

Я промолчал. Несколько минут я разглядывал копошащихся в траве букашек.

– Такие вопросы не задают просто так, – заключил я, по-прежнему не глядя на маму.

– Конечно, ведь тебе же виднее в свои шестнадцать, – она покачала головой. – Я спросила это у тебя, потому что ты более рассудительный, чем Алиса.

– Но это же чисто гипотетически… Значит мы говорим о том, чего нет, так?

– Так. Чисто гипотетически, – снова подтвердила она. – Ты бы хотел уехать отсюда?

– Сегодня день гипотетических вопросов что ли?

Наш разговор мне не нравился. Я встал, размял мышцы шеи и поднял с земли книгу. На обложку падал луч солнца: на ощупь она стала горячей.

– Нет, – нарушил я молчание. – Не хотел бы.

– Я думала, тебе никогда не нравился наш дом. К тому же, мне казалось, у тебя нет здесь друзей.

– Ты ошибалась, – я дёрнул плечом. – Чисто гипотетически у меня есть друзья, ма, вопреки твоему чисто гипотетическому желанию запереть меня дома.

– Вообще-то всё не так…

Я не слушал: быстро прошёл мимо лужайки с Алисой и оказался внутри холодного дома. Я всё ещё не мог поверить, что мама всерьёз спрашивала об этом, а главное, я не мог представить, какое будущее сулил этот разговор.

Случившийся разговор казался мне недоразумением. Неужели мама могла с нами так поступить? Неужели она беременна от мистера N.? Нет, конечно нет! Я вспомнил большую ручищу на мамином плече и помотал головой. Всё это – неправда. Один из кошмарных снов. Иногда я просыпался от ощущения чьей-то руки, закрывавшей мне рот, иногда я просыпался от бешено колотящегося сердца и долго вглядывался в темноту, выискивая растревоженные ночные тени. Прямо сейчас я тоже должен был проснуться.

Я ущипнул себя за локоть и беспокойно походил по коридору, превращаясь в одного из призраков дома на Черепаховой горе. Быстро взбежав по лестнице на второй этаж, я переоделся.

Через полчаса мой велосипед лежал в траве перед фасадом заброшенного дома, а сам я сидел на кухне Эллы, медленно пересказывая всё, что случилось. Мы много говорили обо мне и никогда – о её дочери. Я всё ещё не знал, что вынудило Лизу расстаться с жизнью.

– Время не стоит на месте, – сакраментально изрекла Элла, наливая чай в керамическую чашку. – Время идёт, одни призраки подменяют других призраков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза