Тот самый

Мама в перчатках отламывала сухие ветки с кустов малины. Я лениво разглядывал её из-под тени ресниц: мне хотелось немедленно нарушить тишину и сказать, что я всё знаю. На секунду я представил, как рассказываю о мистере N. и об их ссоре. Я не произнёс ни слова: отыскивал взглядом синяки на мамином теле или другие повреждения. Обычно мама тайком наблюдала за мной, а сейчас мы поменялись ролями. В каждом движении я искал неуловимые изменения, несущественные детали, выбивающиеся из привычной рутины нашей жизни. Никаких изменений не было.

Перелистнув страницу, я заметил на себе мамин взгляд. Сдул чёлку со лба и склонил голову.

– Что?

– Ничего…

– Я так и подумал.

Я снова принялся за чтение, найдя пальцем нужную строку, и почувствовал очередной взгляд мамы. Она явно хотела со мной поговорить: возможно, она считала, будто я умел телепатически читать мысли, поэтому попыталась передать мне взглядом невысказанное. Может быть, она догадалась, что мне всё известно? Увидела в моих глазах тысячи вопросов и страх, что прошлое может вернуться?

– Между прочим, – сказала она после недолгого молчания, – Ромео было столько же, сколько и тебе, когда он убил себя.

На губах мамы появилась мимолётная ухмылка. Уголок рта приподнялся, и родинка на щеке поднялась чуть выше.

– Спасибо за предупреждение, ма, но я не влюблён, – повторил я, поднимая взгляд. – И, кажется, мы не держим дома яд… К тому же, у меня нет склонности к суициду. Или это передаётся по наследству?

Я выгнул бровь, ощущая себя победителем в словесной дуэли.

Мама повязала чуть выше колен длинный сарафан в пышный узел на бедре. Лёгкая ткань струилась складками по загорелым точёным ногам. Мышцы, натянутые под кожей, плавно двигались, образуя рельеф, и я смотрел на маму взглядом скульптора, будто одна из его греческих статуй ожила и обрела блеск в глазах. Ничего удивительного, подумал я, что мужчины обращают на неё внимание. С одного взгляда трудно догадаться, что у ожившей статуи все ещё каменное сердце.

– В последнее время ты какой-то странный, – заключила мама, с треском отламывая сухую ветку от куста, и очарование рассеялось. Мама снова стала просто мамой.

Мимо меня с жужжанием пролетел шмель, и я невольно сжался, прижав книгу к груди как щит. Когда шмель скрылся в траве, я облегчённо выдохнул.

– Странный потому, что не сижу дома?

Алиса молча перевернулась на спину: белокурые волосы упали на зелёную траву. В прядях запуталось несколько цветов клевера. Щёки покрылись лёгким румянцем от жары и утреннего загара. На правой скуле, в лучах солнцах, две родинки стали выделяться ярче как пятна шоколада. Алиса положила ногу на ногу и развела руки, пропуская сквозь пальцы траву. Прямо сейчас моя сестра напоминала мне Белоснежку: казалось, по её зову должны были собраться все дикие зверьки и насекомые.

Любой, кто не знал Алису, подумал бы, что она сейчас безмятежна и расслаблена. Сосредоточенное внимание выдавала левая изогнутая бровь. Алиса вслушивалась.

– Просто не такой, как всегда, вот и всё.

– Может быть, твои дети выросли, а? И теперь не могут всё время сидеть дома…

Раньше меня это не особо беспокоило, но сейчас я знал, что за стенами нашего дома открывался большой неизведанный мир.

Я положил книгу на колени корешком вверх и прижался спиной к шершавому стволу яблони. Рядом со мной лежало несколько подгнивших яблок. Учуяв сладкий аромат, я невольно вспомнил разговор с Киром на лужайке перед школой. Тогда было жарко, как и сейчас, только солнце стояло выше.

– И когда вы только успели? – мама разогнулась, смахнула с лица тёмную прядь локтём, чтобы не испачкать лицо грязью, и окинула меня внимательным взглядом. Я по-прежнему не находил в ней ничего, что бы говорило об её новой связи с мужчиной. Даже аромат духов куда-то испарился. – Начинаю подозревать в себе ранний Альцгеймер…

– Ма, тебе всего лишь чуть больше тридцати… – я улыбнулся.

– Не говори это вслух! – она нахмурилась, стягивая с рук грязные перчатки. – И не называй меня так при людях. Никогда!

– Как? Мамой?

Она выгнула бровь и села рядом со мной. Теперь её лицо пересекали дрожащие тени ветвей яблони. Вблизи я учуял запах сигарет, горький и густой.

– Как думаешь, Алиса захочет со мной поговорить?

– Об этом стоит спросить у неё.

Мама рассеянно обвела взглядом сад. Её неподвижный взгляд упёрся в одну из маленьких статуй. Несколько минут мы сидели молча. Я ловил между пальцев ноги солнечный луч, а трава щекотала ступни. Прямо сейчас я должен был беспокоиться о мамином мистере N., но меня заботили совсем другие мысли, и от этого я чувствовал себя неправильно.

С тех пор, как мы побывали в заброшенном доме, я навещал Эллу уже несколько раз. Мы пили кофе с молоком, чай с замороженными ягодами брусники, пекли морковный торт и разговаривали одновременно обо всём и ни о чём на свете. Я чувствовал одиночество в каждом её движении и не хотел, чтобы мама со временем стала такой же – маленьким, ничего незначащим призраком в пустых коридорах дома.

Разговоры с Эллой всегда заставляли меня думать о том, чему я раньше не придавал значения.