Читаем Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски полностью

Вечером того же дня я попал на приуроченные ко Дню поэзии поэтические чтения в убранном la sovetique баре «Буфет № 1». Тут как раз все было обыкновенно в лучшем смысле слова. Молодые и вечно молодые поэты читали стихи, явно получая удовольствие от процесса, сопрягаемого к тому же с процессом выпивания пива и не только пива, а наипуще — от самого осознания себя «богемой». И порою мне удавалось это удовольствие разделять — стихи были не гениальные, но живые и задорные, как задорен бывает нескладный, но веселый беспородный пес, крутящийся под ногами. Александр Сергеевич может быть спокоен. Жив, жив в подлунном мире пиит! И не один!..


Наутро мне предстояло читать две лекции на сходные темы, про «фейкньюс»: как они реализуются в современном новостном потoке, в который я погружен как шеф-редактор специализированного информационного портала, и как они лукавой фантазией dottore professore Умберто Эко, моего «давнего клиента» (я лишился немалой части волос со лба, распутывая в переводах его энциклопедические выкрутасы) реализовывались в XII веке, в «Баудолино», который я считаю лучшим из его семи романов[1]. Благодаря выступлениям я наконец-то попал в Академгородок, о котором много слышал, но своими глазами увидел впервые.

Коротко говоря, Академгородок — настоящее русское Сколково. Во всяком случае, он производит именно такое впечатление, в отличие от «настоящего» подмосковного Сколкова, которое кажется мне насквозь фальшивым, несмотря на весь свой хайтек (или благодаря ему).

Это звучит несколько обидно, поэтому поясню свою мысль. Чтобы возник феномен калифорнийской Кремниевой долины, понадобилось сочетание трех местных факторов (вынося за скобки очевидное отсутствие страха у юных ботанов загреметь в армию и отсутствие опасения, что твой бизнес, как только он встанет на ноги, отожмут местные «авторитетные» бизнесмены. Плюс местное либеральное иммигрантское законодательство специально заточено на приток мозгов и обеспечивает более высокий уровень жизни). Во-первых, это дешевизна недвижимости. В районе Пало-Альто и Сан-Хосе в семидесятые-восьмидесятые годы можно было купить просторный дом с большим гаражом (где, например, мастерили прототип персонального компьютера, никому не мешая) в десятки раз дешевле, чем в соседнем Сан-Франциско. Во-вторых, важна удаленность от центров «корпоративной культуры», таких, как Уолл-стрит. Потому здешние обитатели ходили в драных джинсах и майках и вели себя неформально, обсуждая новые идеи. В-третьих, здешнему подъему способствовал мягкий климат.

Что больше соответствует приведенному описанию — кампус крутой бизнес-школы в двух километрах к западу от МКАД или спрятавшийся в сибирских лесах Академгородок?..

Сколково, конечно, удобно для получения налоговых льгот и кредитов. Его удобнее показывать иностранцам, оно всегда под рукой, как крепостной балет: смотрите, мол, и у нас в снегах девки на носочках пляшут, и у нас своя «Кремниевая долина» есть. А что, как подметил еще Грибоедов, амуров и сильфид, случается, распродают поодиночке, это дорогим гостям знать не обязательно.

Академгородок же производит впечатление настоящего академического центра, где без суеты и помпы занимаются реальной наукой. Ощущение такое, что его создатели полвека назад решили, заручились на то одобрением сверху: сделать в порядке эксперимента не так, как обычно у нас делается, а по-человечески, чтобы красиво и удобно себе, а не начальству. Поэтому тут стоят четырехэтажные, веселых цветов, домики посреди сосен с тихими двориками; здешние расстояния можно преодолеть пешком или на велосипеде. Позже тут появились удобные кампусы, маленькие уютные кафе. Есть даже трогательные памятники — не вождям и знаменам, а шпаргалке и лабораторной мыши! Я много видел разнообразных памятников: флорентийского Давида Микеланджело и венецианского Коллеоне Верроккьо, Римскую волчицу и современные абстракции, украшающие центральные площади небольших тосканских городов, но эта скромная понурая мышка, меланхолично вяжущая свою бесконечную молекулу ДНК, западает в сердце не хуже кичливого кондотьера и баснословно древней волчицы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки