Тотти. Император Рима

Пятница. Сотня билетов есть: двадцать мне предоставила федерация, за остальные восемьдесят я заплатил сам, и хорошо, что все сложилось, для меня было важно, чтобы вся моя банда в воскресенье была здесь. Я радовался этому, играя с Гаттузо в карты, сидя по-турецки на кровати, почти механически делая одни и те же движения: думаю, что с того времени, как начался чемпионат мира, мы в разговорах с Рино больше произнесли карточных терминов, чем обычных слов. Самое забавное, что мы оба подозревали друг друга в жульничестве, и поэтому оскорбления сыпались после каждой раздачи. Веселуха.

Тем, кто держал всю команду в руках, даже месяц спустя после приезда в Германию, был Каннаваро. Вне поля он был приятным настолько, насколько и заряженным на тренировках: для него не существовало легких двусторонок, он относился к ним как к настоящей игре, и если ты не убирал ноги достаточно проворно, то рисковал получить по ним. Был среди нас и еще один человек, который работал с удвоенной интенсивностью. Даниэле. Матч за матчем его дисквалификация сокращалась и наконец закончилась: мы призывали его найти в себе мужество, убедили не возвращаться в Италию и, дойдя до финала, снова имели его в своем распоряжении. Чтобы дать ему еще одну возможность сыграть. Он очень сильно ощущал свой долг чести и после длительного молчания снова заговорил, стал участвовать в обсуждениях, жить в команде. Я не знал, припас ли Липпи что-то для него, но при необходимости Даниэле был бы готов на сто процентов.

Суббота. Тренировку провели с утра пораньше, затем вылетели в Берлин. Возбуждение вокруг нас достигло апогея, сотрудники отеля, которые обслуживали нас целый месяц, провожали нас как на войну. Это было трогательно. Вито управлялся с прибывающими из Италии как мог, до меня доходили только отголоски. В самолете я немного поговорил с Нестой, который все еще оставался травмированным после третьей игры. Если Буффон мне как брат, то Сандро – просто близнец. Мы всегда были рады друг другу, потому что были очень похожи: спокойные, очень замкнутые, и нередко в трудные для одного или другого минуты мы уединялись, чтобы посоветоваться без лишних ушей. Между нами всегда было отличное взаимопонимание, здоровая атмосфера, и потому его отсутствие мне было горько вдвойне: он на сто процентов заслуживал таких же переживаний, но Сандро в сборной всегда не везло, он получал травмы и на других важных турнирах. Такая у него судьба.

Отель в Берлине был очень шикарным – отличная компенсация после конуры в Дортмунде. Немного времени на то, чтобы привести себя в порядок, и нас уже ждал автобус. На стадионе мы опробовали поле, немного побегали, Липпи и Каннаваро сходили на пресс-конференцию, потом – быстрый и безмолвный проход через микст-зону без малейшего желания говорить что-либо – не та была ситуация. С течением времени мысль о финале проникала все глубже; кто-то был немногословным, как обычно, другие искали компанию, потому что не могли сидеть в одиночестве. За ужином, как всегда, мы шутили, но действительно меньше, чем обычно. Напряжение наступало. Все тактические обсуждения Липпи перенес на завтра, все равно рассказывать особо нечего. Мы помним Францию, пусть по сравнению с тем финалом чемпионата Европы шестилетней давности у нас в команде остались только Каннаваро, Дель Пьеро, Дзамбротта, Индзаги, Неста и я. Мистер задержался в холле несколько дольше обычного – возможно, чтобы увидеться с семьей, в то время как я и другие ребята ожидали своих близких завтра. Потом, перед тем как уйти в номер, он пожелал нам спокойной ночи в своей обычной манере… как бы это сказать… не для детских ушей. Словом, напомнил, чтобы мы не засиживались допоздна, какое бы вечернее развлечение мы ни нашли. Хотя всем и было понятно, что это были больше слова, чем реальность, поскольку гостиницы чемпионата мира очень хорошо охранялись, а каждый из нас только и ждал завтрашней встречи с женами и подругами. На самом деле Липпи хотел дать нам понять, что он нам доверяет: в отличие от других тренеров он избегал контроля и внезапных проверок, потому что был уверен в нас и в нашем профессионализме.

Та ночь, однако, была не совсем профессиональной. В одиннадцать мы разошлись по номерам, но не прошло и нескольких минут, как из коридора донесся шум, потом еще, потом я услышал, как тихо открылась дверь в коридоре, затем открылась дверь моего номера, и в квадрате света я увидел силуэт Гаттузо.

– Спишь?

– Да разве тут уснешь…

– Метнем картишки?

Мне два раза предлагать не надо, я слез с кровати и включил свет. Рино уже тасовал колоду. Погнали. «Полчасика поиграем – и баиньки», – подумал я. Сыграли две раздачи, и тут явился Перротта.

– Что делаете? Играете? Я посмотрю?

И на нашем этаже началось оживление. Я выглянул на разведку, уже было за полночь. «Завтра вечером нам играть финал чемпионата мира», – напомнил я себе.