Тотти. Император Рима

Более унизительного наказания не придумать. Меня выгоняли из Тригории. Меня. Выгоняли из моего дома. Я задрожал от гнева. После длительного молчания я отчеканил самые резкие слова, которые пришли в голову в тот миг:

– Очень хорошо, я принимаю ваше наказание. Посмотрим, кому из нас это выйдет боком.

– Ты не грозишь ли мне случаем?

– Вы знаете, что в Риме народ на моей стороне. И я всего лишь хорошо отозвался о вас в интервью, а вы меня хотите выгнать. Вся ответственность ложится на вас.

– Сейчас ты – точно такой же, как и все. Забудь то время, когда был незаменимым.

– Ты – подлец, – объявил я. – Сейчас, когда я стал тебе не нужен, ты меня на хрен посылаешь, да? Ты вернулся сюда для этого, так доводи дело до конца!

Мы высказали все, никаких недоговоренностей не оставили. Уходя, я чувствовал себя обессиленным, и, когда через четверть часа добрался до дома, жена меня едва узнала. Сколько себя помню, я никогда не был на таком дне, в таком мысленном упадке – видеть никого не хотел, и, если бы мог сесть в самолет на другой континент, сделал бы это в тот же день. Матч с «Палермо» был вечером, но я не собирался на «Олимпико»: я не выдержал бы всех взглядов, направленных на меня. И тут Илари – Вито ей все рассказал – взяла дело в свои руки:

– Вот уж нет! Мы все пойдем на стадион – я, ты, друзья, родители, все. Тебе совершенно нечего скрывать. Ты должен быть там именно поэтому, чтобы все знали, что у тебя совесть чиста.

И, лишь только я попытался взбунтоваться, она закончила:

– Если сегодня вечером мы не пойдем на «Олимпико», я тебя брошу. Я не выдержала бы мысли о том, что ты прогнулся под несправедливостью.

Хоть это была и угроза, но прекрасная, ведь она была продиктована любовью…

– Хорошо, приглашай всех, организуй, сегодня вечером идем на «Олимпико», – сдался я.

Перед матчем я зашел в раздевалку, атмосфера там была подавленная. Ссора между тренером и капитаном неизбежно завершилась дестабилизацией команды. Спаллетти казался удивленным и спросил, что я здесь делаю. Я ответил, что капитан команды всегда должен быть рядом с одноклубниками, и на этом наше общение закончилось – ни он, ни я не хотели снова раздувать пожар. Я полагаю, что ссора не прошла бесследно и для него. Когда я шел на трибуну, мне позвонил Анджело и сказал, что зрители подвергли Спаллетти обструкции во время объявления состава… Я шел на трибуну – и это был тревожный путь, потому что в голову приходили тысячи мыслей, и прежде всего я задавался вопросом: «Что ждет меня, оставшегося без прикрытия, там, на виду у всех?»

Ждали меня аплодисменты. Правильнее сказать – громовая стоячая овация, едва я появился и был выхвачен камерой, которая транслировала изображение на табло. Помните, что я говорил в начале книги? «Что я должен был сделать для того, чтобы заслужить такую любовь людей?» Вот. У меня по коже побежали мурашки от чувства благодарности. Илари была права, и прежде, чем я смог ей это сказать, она отправила мне сообщение, потому что в этом шуме расслышать что-то было трудно. Я никогда его не удалю. «Это самое большое удовлетворение, которое ты мог получить». Я отправил ей поцелуй признательности.

«Рома» легко выиграла, 5:0, дублями отметились Джеко и Салах, народ пел и освистывал Спаллетти каждый раз, когда камера выхватывала тренера. В следующем месяце я немного играл – концовку матча против «Фиорентины», несколько последних минут на «Бернабеу». Жаль, что так мало, потому что я уже восстановился на сто процентов, новая диета позволила мне сбросить четыре килограмма, и я чувствовал себя как молодой. Возвращения на поле я ждал до 11 апреля, до матча «Рома» – «Болонья», и в каком-то смысле ситуация потеряла остроту, потому что два месяца вне игры пошатнули мою способность сопротивляться: говоря прямо, я уже убедил себя, что Спаллетти прав, что мое время вышло и что все это перестало быть важным. Уровень самооценки упал до состояния защиты. Я удивился, когда тренер после первого тайма, который мы проиграли 0:1, отправил меня разминаться, чтобы выпустить сразу после перерыва. Небольшое игровое время, которое у меня было до этого, я получал только тогда, когда мы уже добивались результата, как будто только в таком случае можно было рисковать, выпуская меня. Унизительно, если вдуматься. Теперь же я выходил на 46-й минуте, когда потребовалось спасать результат. Это была та возможность проявить себя, которую я ждал.

Я БЫЛ НАСТОЛЬКО ПОДАВЛЕН, ЧТО ПЕРЕД ВЫЕЗДОМ В КАРПИ, В СЕРЕДИНЕ ФЕВРАЛЯ, СДЕЛАЛ ТО, ЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ НИКОГДА: СКАЗАЛСЯ БОЛЬНЫМ.