Tough Cookie (СИ)

Чонгук не уверен, зачем он это делает, но скрыть истеричный смешок все-таки не получается, а в итоге он и вовсе еле сдерживается, чтобы не начать сумасшедше хохотать в голос. Он понимает, что если так пойдет и дальше, то можно спокойно наглотаться транквилизаторов и сдохнуть. На это нелепое представление на грани вполне себе реальной истерики Квон только щурится подозрительно и отходит к противоположной стене. Слов не находится, поэтому он безмолвно прислоняется к обшарпанным обоям и не может отвести взгляда от хрупкой фигуры напротив.

— Я даже не знаю, кто из вас двоих больший урод. Идеальная пара просто, — наконец-то выдает он и задумывается.

— Ты, вроде, все узнал, и даже то, на что не рассчитывал. Может, уже оставишь меня? — Чон тянется к ручке двери и приглашающе указывает взглядом на выход.

— Постой. Ты спишь с ним за деньги ведь. То есть, если я тебе заплачу, то ты перестанешь мозолить нам глаза и отпустишь моего парня? — на одном дыханье выпаливает Квон.

Чон расслабляет пальцы, бедром захлопывает дверь и пару раз делает глубокий вдох. Он не знает, сколько масок Чихо сплавляет на себе ко всем имеющимся, но проверять не хочет. Он не знает, что от него ждать в следующую секунду, и если честно, не горит желанием выяснять. Вся эта мнимая забота уже не видится чем-то особенным, из головы не уходит последний разговор с Чимином, и Чонгук решается, что пора с этим заканчивать. Несмотря на то, что больно будет все равно, лучше уж прямо сейчас прочувствовать каждый отголосок, мгновенно разрывая сцепившую их красную нить, чем после короткого живительного тепла терпеть от Чихо новые постыдные унижения.

— Конечно. Оплатишь мне сумму, которую я должен сутенеру, и ту часть, которую уже оплатил Чихо, и я аннулирую контракт. Твой парень больше не будет моим единственным клиентом, — Чонгук говорит спокойно и почти не нервничает, а Квон под конец достает чековую книжку из кармана и оглядывает его с ног до головы.

— Говори сумму, — Квон нетерпеливо топчется на пороге, всем своим видом доказывая, что находиться здесь ему противно, и, приподняв аккуратную бровь, требовательно сверлит Чонгука взглядом.

Чонгук всматривается в Ю-Квона не менее подозрительным взглядом и прекрасно знает, что совершает глупость. Чон уверен, что он пожалеет об этом, но происходящее поистине выматывает его до самых последних, лопающихся один за другим, удерживающих на рубеже падения капроновых канатов его воли. Он так устает от всех этих оскорблений, беспрерывно сочащихся в его адрес, от Сумин, от Квона, но больше всего от У Чихо. От его выворачивающего и рвущего на куски отношения, от своей к нему больной зависимости. От всего. Чонгук устал настолько, что агония, в которой он плавится, стоит насчитать лишние минуты на дисплее телефона, в каждой предыдущей и следующей из которых тоже, Чон снова один на один с Чихо — убивает. И боль, которую он причиняет, крошит так, что ломаться сил больше не остается.

Он и так сломанный. Поэтому Чонгук без колебаний называет свою цену. Цену своей свободы от брата. Квон вписывает цифры и, вырвав чек, передает его Чону. Сумма совсем не маленькая, и Квон эти деньги у Сумин точно выбьет. Но это потом.

— Я могу надеяться, что ты своего слова не нарушишь? — спрашивает Квон.

— Не сомневайся, — горько усмехается Чонгук и выпроваживает незваного гостя за дверь.

Квон сразу с машины звонит Сумин и коротко говорит, что проблема с ублюдочным братцем решена. Квон не забывает упомянуть, насколько дорого ему обошлось решение этой проблемы. На что Сумин заверяет его, что не пожалеет денег, лишь бы этот пацан в поле зрения ее семьи не появлялся.

***

Чонгук, как только дверь за гостем закрывается, возвращается на диван, но сон больше не идет. Он смотрит на чек на столе и думает. Делать вид, что ничего не произошло, не получается. Тонкая бумага нагревается в его ладони, мнется от малейшей дрожи руки, и Чонгук бросает ее на стол, словно о паршивый листочек можно обжечься. Оказывается можно. Ладошки горят, концентрируя жжение в самой середине, и Чонгук давит большим пальцем в центр, трет и чешет, но от ощущения сжигающего предательства избавиться не может. Чон понимает, что ему предстоит серьезный и не очень приятный разговор с Чихо, и от одной мысли, как тяжело ему будет смотреть в черные, словно проникающие в самую душу, глаза Чону хочется выбежать в подъезд и, догнав Квона, вернуть чек.

Чонгук боится Чихо. Очень сильно боится. Хотелось бы, чтобы ничего объяснять не пришлось, чтобы Чихо выслушал Чонгука и просто ушел. Но так же не будет. Чихо — не Чихо, если не вытрясет из Чона всю душу. И это колотит в затылок не меньше, чем все те удары об стену, которыми его награждает брат. Чонгук даже не пытается уснуть, знает, что бесполезно, поэтому, отключившись только под утро с мыслями об У, он не удивляется, что просыпается от очередного кошмара. Линия обороны сломлена.