«Товарищ Керенский»

Киевский военно-республиканский союз послал Керенскому телеграмму, в которой выражал уверенность в том, «что творческие силы революции, объединившиеся вокруг министра, создадут власть, способную защитить свободную Россию от всех ее врагов, закрепить завоевания революции и довести страну до Учредительного собрания»[636]. Именно военный министр, а не глава Временного правительства и не какой-либо иной политический деятель воспринимался как центр объединения «творческих сил революции». Некоторые русские патриоты, не являвшиеся социалистами, – а судя по тексту, именно такой была позиция этой организации, – считали укрепление личной власти министра условием политической консолидации. По свидетельству же газеты, отличавшейся особым энтузиазмом в прославлении Керенского, депутат Совета города Режица заявил на заседании Трудовой группы в Петрограде, что для спасения фронта от анархии «нужна сильная власть, которая в лице А. Ф. Керенского найдена»[637]. Новый военный министр и здесь изображался как сильный политик, представляющий всю правительственную власть.

Эти примеры позволяют выделить нюансы в различных положительных откликах на назначение Керенского. Авторы резолюций стремились использовать новую обстановку, возникшую в связи с назначением политика на высокий пост, – использовать для лоббирования наиболее важных для себя решений. И список последних отнюдь не ограничивался указанными выше. Лидера описывали в резолюциях по-разному, однако во всех случаях составители этих описаний, как и редакторы изданий, публиковавших подобные тексты, желали укрепить авторитет министра, выделяя в нем разные, но неизменно положительные качества. Сам же Керенский стремился не обманывать ожиданий своих сторонников и «справа», и «слева» – он хотел заручиться поддержкой и авторитетных генералов, и влиятельных представителей Советов и комитетов; нужна была ему и помощь широкого спектра изданий, представлявших не только умеренных социалистов и либералов, но и часть консерваторов. И это ему удавалось: газеты разных направлений публиковали отзывы профессиональных военных, известных политиков, предпринимателей, деятелей искусства, поддерживавших его назначение.

Уже 3 мая министр выступил на соединенном заседании комиссий по выработке положений, касающихся военно-морского быта, и по пересмотру военно-судебных уставов. Риторика выступления учитывала настроения левых кругов: «…такого строя, свободного и демократического, какой сейчас имеется в России, не имеет ни одно государство в мире». Министр счел нужным указать на новые принципы осуществления власти: «…мы хотим лучше умереть, но не опозорим себя применением физической силы, пока она не нужна и пока она не признана необходимой самим народом». В ретроспективе подобные высказывания выглядят наивными, однако именно таких слов ждала аудитория Керенского – недаром это заявление было прервано одобрительными возгласами. Вопрос о правительственном соглашении еще не был решен, и Керенский стремился убедить лидеров умеренных социалистов пойти на компромисс. Его выступления следует рассматривать в контексте актуальных политических задач: он стремился успокоить своих левых союзников, обосновывая необходимость коалиции. В то же время министр находил нужные слова и для генералов: «…в настоящее время отказ России наступать уже дал результаты, дал возможность Германии, братаясь на нашем фронте, остановить весьма серьезное французское наступление. Мы достигли обратных результатов – стремясь, и совершенно искренно, приблизить мир, мы его отдалили, потому что мы усилили в Германии не демократические слои населения, а слои безответственной бюрократии и юнкерского класса населения». Керенский пытался мобилизовать те настроения тревоги, которые были выражены в речи Гучкова о «гибели» России и в его собственном выступлении о «взбунтовавшихся рабах»: «…государство в опасности в буквальном смысле этого слова»[638].

Первые же действия нового министра давали представление о его планах реорганизации вооруженных сил. Текст его приказа от 5 мая гласил: