Взяв на себя военную власть государства, объявляю:
1. Отечество в опасности, и каждый должен отвратить ее по крайнему разумению и силе, невзирая на все тяготы. Никаких просьб об отставке лиц высшего командного состава, возбуждаемых из желания уклониться от ответственности в эти минуты, я поэтому не допущу.
2. Самовольно покинувшие ряды армии и флотских команд должны вернуться в установленный срок (15-го мая).
3. Нарушившие этот приказ будут подвергнуты наказаниям по всей строгости закона[639]
.Таким образом, первым объектом революционного дисциплинирования новый министр назвал генералитет. Тем самым он заручался поддержкой социалистов, членов войсковых комитетов, которые подозрительно относились к командному составу. Газеты умеренных социалистов выражали надежду, что новый министр очистит командный состав от «недостойных элементов»[640]
. Но этим пунктом, предупреждавшим нелояльных или безответственных начальствующих лиц, предварялся фрагмент приказа, который требовал борьбы с дезертирством, а именно этого ждали от министра военачальники[641]. Современники отмечали не только содержание приказа, но и новый для данного политика «державный» стиль документа: в качестве главы военного ведомства Керенский корректировал свою репрезентацию «сильного политика» и менял риторику.Приказ был встречен с энтузиазмом многими: такие оценки можно встретить и в пропагандистских изданиях, и в резолюциях, и в документах личного происхождения. Современники, которых нельзя было заподозрить в восторженном отношении к революции, в своих дневниковых записях положительно оценили приказ: «Приказ министра Керенского. <…> Давно пора!» (Ф. Я. Ростковский); «Керенский начал молодцом. Вот его первый приказ…» (Н. П. Окунев)[642]
. Впрочем, некоторые считали, что министр недостаточно жестко формулирует свои задачи. Корпусной военный врач отмечал в дневнике: «Керенский на крестьянском съезде обещал насадить в армии железную дисциплину. Пошли ему, Господи! Но первый его приказ по армии и флоту звучит пока довольно решительно и строго в отношении высшего командного состава, в отношении же серой массы – всех этих “летчиков”, дезертиров – сравнительно мягко и сентиментально. А назрела острая необходимость в противоядных средствах против отравляющей народный и армейский организм анархии»[643].Некоторые армейские организации рапортовали о готовности установить новую дисциплину. Комитет 2-й армии, обращаясь к Керенскому, сообщал, что, «с восторгом выслушав первый приказ первого революционного военного министра в России, горячо приветствует твердую волю и властный призыв своего вождя к спасению родины и торжеству революции. Совет уверен, что армия приложит все силы и не дрогнет в тяжелой борьбе во главе с народным героем»[644]
. Это приветствие содержит несколько важных характеристик. Керенский именуется не «первым военным министром-социалистом» (как именовали его в других обращениях), но «первым революционным военным министром», т. е. предполагается, что его предшественник, Гучков, таковым не был[645]. Приказ демонстрирует «твердую волю» министра. Наконец, Керенский именуется «народным героем». Очевидно, такую характеристику сделала возможной уже сложившаяся революционная репутация политика, ибо в качестве военного министра он проявить героизм и твердость воли еще не мог.В то же время в приветствии Исполнительного комитета Совета солдатских и офицерских депутатов района штаба Румынского фронта (такое название указано в публикации этого документа) была выделена задача установления правильного воинского порядка. Исполком, обращаясь к Керенскому, постановил: «…приветствовать Вас как первого министра-социалиста: выражая полное доверие и нашу готовность всеми силами поддержать Вас, взявшего на себя бремя власти в тяжелое время, переживаемое отечеством, верим, что Вы, опираясь на демократию России и нашу военную мощь, не остановитесь перед принятием самых решительных мер против лиц, нарушающих воинский порядок, какое бы место они ни занимали и как бы ни было велико их число»[646]
. Иными словами, комитет призвал министра опираться на Советы и комитеты и поддержал его и в возможном противостоянии с высокопоставленными начальниками, и в борьбе с дезертирами.