«Товарищ Керенский»

Керенский-мемуарист, «забывая» поведать читателям о своей самой знаменитой речи, сознательно искажал образ Керенского-политика 1917 года. Можно только гадать о причинах подобной самоцензуры. Не исключено, что автор воспоминаний хотел преодолеть репутацию «человека слов», «говорителя», закрепившуюся за ним в мемуарной и исследовательской литературе, и потому предпочитал вспоминать не о «словах», произнесенных им, а о «делах». Возможно и то, что Керенский не был заинтересован в полной и точной реконструкции своей упорной борьбы за усиление собственного влияния. Он желал создать романтический автопортрет благородного революционера-идеалиста, которому чужда расчетливая борьба за власть, свойственная политиканам, преследующим узкие партийные интересы. Керенский ввел в заблуждение многих мемуаристов, писателей и историков – они недооценили его способности жесткого политика, который манипулировал и своей аудиторией, и прессой, и партнерами по переговорам, настойчиво принуждая общество к выгодному для себя соглашению либералов и умеренных социалистов.

Глава III. Вождь революционной армии

1. «Железная дисциплина долга»

В ночь на 30 апреля военный и морской министр А. И. Гучков подал в отставку. А днем он публично объявил о своем решении делегатам фронта, которые накануне слушали и его выступление, и затмившую его речь Керенского о «взбунтовавшихся рабах». Прошение об отставке Гучкова принял Керенский, исполнявший в этот день обязанности министра-председателя[621]. Правительственный кризис вступил в новую фазу. Возобновились переговоры о коалиции, которую еще 28 апреля отверг Исполнительный комитет Петроградского Совета. На Совет оказывалось давление, и Керенский играл здесь особую роль – газеты сообщали, что его выступление в Исполкоме Совета произвело на собравшихся «большое впечатление»[622].

Политик участвовал в переговорах и пытался воздействовать на общественное мнение, решая важные для себя политические задачи и укрепляя свой авторитет (в ходе Апрельского кризиса и у социалистов, и у либералов появились основания обвинять его в нелояльности). Возникли слухи, что новым военным министром станет именно Керенский, – журналисты, аккредитованные в Министерстве юстиции, фиксировали их уже днем 30 апреля. Возможно, подобные вести намеренно распространяли сотрудники министра. Корреспонденты, находившиеся в Военном министерстве, отмечали такие разговоры и в этом ведомстве. Называли и другого кандидата – инженера П. И. Пальчинского, выдвинувшегося в дни Февраля и имевшего репутацию хорошего организатора. В качестве возможных руководителей Морского министерства назывались также меньшевик М. И. Скобелев и командующий Черноморским флотом адмирал А. В. Колчак[623]. Но, по сообщениям прессы, чаще упоминали Керенского[624]. Напряженные переговоры о создании коалиционного правительства еще продолжались, а газеты уже писали о назначении Керенского как о деле вполне решенном, которое, «как ожидают, в значительной степени укрепит дисциплину в войсках и будет способствовать ослаблению дезорганизации наших вооруженных сил. Сам Керенский, судя по отдельным его разговорам, смотрит на положение дел оптимистично»[625]. Керенский и Пальчинский действительно рассматривались в качестве претендентов на пост военного министра – именно эти кандидатуры называл верховный главнокомандующий, генерал М. В. Алексеев. Уже 2 мая газеты сообщали, что штаб верховного главнокомандующего признал кандидатуру Керенского на пост военного и морского министра «для настоящего момента весьма своевременной»[626].

3 мая Керенский приступил к исполнению новых обязанностей, хотя формально еще возглавлял Министерство юстиции. В этот день он встречал прибывших для совещания с министрами военачальников – в столицу приехали генерал Алексеев, главнокомандующие фронтами: Юго-Западным – генерал А. А. Брусилов, Северным – генерал А. М. Драгомиров, Западным – генерал В. И. Ромейко-Гурко и начальник штаба Румынского фронта генерал Д. Г. Щербачев (главнокомандующим фронта считался румынский король). Полководцы не скрывали от политиков тревожного положения в действующей армии, которое проявлялось в массовом братании солдат с противником и дезертирстве[627]. Публично поддержав кандидатуру столь популярного лидера, как Керенский, генералы исходили из своих интересов: лишь влиятельный министр мог осуществить нужные преобразования в вооруженных силах.