«Товарищ Керенский»

Речь, произнесенная Вами перед делегатами фронта 29-го апреля, потрясает душу всего коллектива Московского Художественного театра. Мы не можем найти слов, выражающих глубочайшее волнение, охватившее нас при чтении Вашей речи. Она поднимает из самых глубин души все, что есть в ней наиболее благородного, наиболее человечного, наиболее гражданского, – слезы умиления и скорби, восторг великой радости и преклонение перед силой правды Вашего вдохновенного сердца и Вашего проникновенного разума. <…>

Когда крик Вашей наболевшей, скорбной души призывает взбушевавшиеся страсти к высшей духовной дисциплине, к той прекрасной свободе, которая вместе с даром широких прав предъявляет и требования тяжелой ответственности, тогда в Вашем лице перед нами воплощается идеал свободного гражданина, какого душа человечества лелеет на протяжении веков, а поэты и художники мира передают из поколения в поколение. Тогда мы переживаем то высокое счастье, в котором сливаются воедино гражданин и художник.

И когда Вы с тоской восклицаете: «Мне жаль, что я не умер два месяца назад», нам хочется послать Вам не только наши слезы, наше умиление, наш привет, но и нашу горячую веру в то, что Ваш благородный, самоотверженный пафос не потонет в вихре гибельной смуты, что силы правящих и мудрость русского гения победят гражданскую разруху, что чудесные мечты обратятся в действительность и венцом Вашей жизни будет прекрасное, гордое величие России[607].

Театральные деятели компетентно оценили искренность и красоту, эмоциональное воздействие и воспитательное значение речи министра, который в их обращении предстает идеальным воплощением гражданских добродетелей, образцом для подражания. Неизвестный автор письма, подписанного виднейшими представителями русской культуры, стремился их авторитетом поддержать лидера в тяжелый момент.

Эти темы можно встретить и в других откликах на знаменитую речь. Художница Т. Н. Гиппиус, например, особо оценила искренность выступления министра. 30 апреля она сообщала своей сестре, писательнице З. Н. Гиппиус: «Сегодня очень Керенского речь хорошая в газетах, хотя трагическая: пот и кровь. Кровавый пот: “Томление духа”. Очень уважаю за “рыдающий тон” в речах»[608]. О крылатом выражении не давали забыть и известные писатели, цитировавшие его, – Н. Н. Брешко-Брешковский, А. Т. Аверченко, И. С. Лукаш[609]. Слова Керенского о «взбунтовавшихся рабах» нередко вспоминали в своей частной корреспонденции офицеры русской армии, что фиксировалось военной цензурой[610].

Тема солидарности со страдающим вождем нашла отражение и в резолюциях той поры. Так, авторы резолюции, направленной от 1-го дивизиона подводных лодок в Петроградский Совет, писали: «Мы слышали глубокую душевную скорбь друга трудового народа – товарища Керенского»[611].