«Товарищ Керенский»

Находились и те, кто вместе с Керенским жалел, что пережил дни революции. 3 мая, на совещании делегатов фронта С. Г. Сватиков, историк и общественный деятель, ставший после Февраля помощником начальника Главного управления милиции, заявил: «Вместе с великим гражданином Керенским я хочу сказать: “Как жаль, что я не умер в первые три дня революции”. Я не видел бы тогда развала родины». Сватиков приводил примеры бунтов и беспорядков, охвативших страну[593]. Комментируя это выступление, автор главной газеты социалистов-революционеров иронично заметил: «Жизнь, как Шекспир, выдвигает на сцену рядом с трагическими фигурами и комические»[594].

Казалось бы, к выступлению Сватикова, имевшего обширную информацию о состоянии общественного порядка в стране, следовало отнестись иначе, даже если оно, выступление, было неудачным. Не зря язвительный тон статьи в эсеровском издании осуждался либералами[595]. Однако реакцию части социалистов-революционеров легче понять, если обратиться к тому информационному контексту, в котором протекал политический кризис. Либеральные и консервативные издания были заполнены сообщениями о всевозможных беспорядках, значительная часть таких сообщений соответствовала действительности. Но авторами и редакторами руководило не только желание объективно освещать сложную обстановку (в иные времена они не считали нужным писать о трагедиях, сопровождавших революцию). Опираясь на тревожные настроения, охватившие широкие слои населения, они стремились усилить и использовать это эмоциональное состояние, желая ограничить влияние Совета, социалистических партий и обеспечить соответствующий исход правительственного кризиса: инструментализация чувства тревоги могла стать важным политическим ресурсом. Наиболее ярким текстом такого рода была статья писателя Л. Андреева «Гибель», опубликованная в газете «Русская воля» 30 апреля, в день, когда Гучков публично объявил о своей отставке. Статья была написана под явным влиянием речи Гучкова от 27 апреля, заключительные слова этой речи Андреев использовал в качестве эпиграфа[596]. Публикация вызвала массу откликов, читатели требовали переиздания статьи в виде отдельной брошюры, к письмам прилагались собранные для этой цели деньги[597].

И все же реакция читателей не вполне соответствовала ожиданиям редакции. При иных обстоятельствах статья Андреева могла усилить эффект отставки Гучкова, но в тот же день, 30 апреля, в газетах появился и текст выступления Керенского от 29 апреля. Поэтому статью Андреева часто сравнивали не с речью Гучкова, а с выступлением Керенского[598]. Иногда же статья писателя воспринималась уже через призму выступления Керенского: «Верю в великую душу русского народа, но боюсь взбунтовавшегося раба», – писала о тексте Андреева некая курсистка[599]. Одновременная публикация статьи известного писателя и речи популярного министра усилила эффект выступления Керенского.

Статья Андреева и множество аналогичных текстов вызвали язвительные комментарии со стороны левой прессы: «Есть сезонные, модные слова, успех которых поистине непостижим. <…> За последние дни экзамен на звание модного слова выдержало слово “гибель” – “Россия гибнет”, “на краю гибели”, “на шаг от гибели”, “грозит гибель” – во всех падежах склоняется это звонкое слово», – писал автор газеты интернационалистов[600]. Алармистская кампания «большой прессы», либеральных и консервативных газет Петрограда и Москвы становилась важным фактором, усиливая и оформляя тревожные настроения, сменявшие эйфорию мартовских дней. Речи Шульгина и Гучкова были созвучны этим новым настроениям, умелые политики своими выступлениями пытались тиражировать, усиливать и использовать их. Этим и объясняется острая реакция Церетели на речи Шульгина и Гучкова: лидер меньшевиков опасался распространения таких политических эмоций и стремился его ограничить. Это делает понятным и критические отклики Церетели и Русанова, и молчание «Рабочей газеты» по поводу выступления Керенского. Умеренные социалисты боялись, что речь «революционного министра» будет использована их противниками, ибо он точно и ярко выразил распространенное настроение. Один из известных журналистов писал: «Отовсюду несутся грозные предостережения. Они прозвучали в резолюциях всех последних армейских съездов, они с особенной, с трагической силой раздались из уст Керенского»[601].