«Товарищ Керенский»

27–28 февраля Керенский неоднократно выступал перед солдатами. Некоторые биографы использовали эти эпизоды, создавая образ вождя вооруженного восстания: «Когда… в Государственную Думу стали являться революционные полки, их неизменно встречал Керенский. Его речи, короткие и сильные, поддерживали бодрость в революционных войсках, направляли их по пути единственному, который мог привести к свободе»[229].

В те дни перед повстанцами выступали и другие депутаты Думы; показательно, однако, что эти биографы Керенского изображали именно его как вождя, который обладал даром определения «истинно верного» пути к свободе.

Вскоре после ввода войск в Таврический дворец Керенский вновь обратился к толпе, собравшейся в Екатерининском зале. Его слушатели требовали покарать деятелей «старого режима»: именно борьба с «внутренними врагами» считалась наиболее актуальной задачей революции. Керенский и призвал к арестам, но настаивал на необходимости избегать внесудебных расправ. Толпа шумно требовала сейчас же назвать конкретные имена, жаждала немедленных действий. Керенский приказал, чтобы к нему был доставлен ненавистный «общественности» И. Г. Щегловитов, бывший министром юстиции и затем председателем Государственного совета[230]. Интересно, что именно этот государственный деятель, а не какой-либо представитель исполнительной власти был назван в качестве первого кандидата на арест и такой выбор был одобрен слушателями депутата, становившегося революционным лидером, – хотя с точки зрения технологии борьбы за власть логично было бы захватить руководителей армии и полиции. Это косвенно свидетельствует о роли отдельных спонтанных действий в развитии революции.

В это же время Керенский и его соратники занялись организацией военных сил повстанцев; современные исследователи пишут о возникновении «штаба Керенского» – структуры, которая пыталась наладить охрану Думы, привлечь на сторону восстания войска, вооружить повстанцев, занять различные учреждения. Вечером была создана военная комиссия, ядром которой стала группа Керенского. Лидер трудовиков и сам вошел в состав комиссии, его подпись стоит под некоторыми приказами[231].

Около трех часов дня к Родзянко и Керенскому обратились социалисты, желавшие получить помещение в Таврическом дворце для организующегося Совета рабочих депутатов. С разрешения Родзянко им был выделен большой зал бюджетной комиссии и прилегающий к нему кабинет ее председателя. Был создан Временный исполнительный комитет, который взял на себя инициативу созыва Совета. Примерно в то же время Керенский и Чхеидзе санкционировали выпуск «Известий комитета журналистов»; эта газета стала важнейшим источником сведений для жителей столицы[232].

Когда студенты с саблями наголо доставили Щегловитова в Думу, Керенский «именем народа» произвел его арест, отвергнув попытку Родзянко предоставить председателю верхней палаты статус «гостя»[233]. Такой исход конфликта между Керенским и Родзянко отражал изменение соотношения сил, расположившихся в стенах Таврического дворца: авторитет лидера трудовиков возрастал, и председатель Государственной думы должен был это учитывать. Слухи о том, что Керенский арестовал Щегловитова, распространялись по городу[234].

Арест Щегловитова, ставший важным элементом мифа революции, влиял на формирование образа Керенского, подтверждая его репутацию как вождя переворота. Уже упоминавшийся Зензинов, видный эсер, писал в первом номере партийной газеты, вышедшем 15 марта: «А. Ф. Керенский отказался выпустить Щегловитова из Думы и, заперев его на ключ в министерском павильоне, заставил тем самым присутствующих вступить на революционный путь. Этот момент был одним из поворотных пунктов движения». К данному эпизоду Зензинов вернулся и в своих мемуарах, отмечая, что то был один из важных «жестов», определивших течение революции[235].

Так же воспринимали арест Щегловитова и некоторые другие современники. Автор «Петроградской газеты» описывал противостояние сил «старого» и «нового», олицетворяемого Керенским: «Два враждебных мира, два непримиримых противника стояли в грозный час решения друг перед другом. Старый, величественно важный сановник, столп реакции, и молодой избранник, смелый поборник великой цели свободы и народовластия. Коршун и орел»[236].

Об аресте Щегловитова сторонники Керенского часто упоминали после Февраля. В изображении одного из провинциальных приверженцев министра это действие выглядело не как импровизация, а как спланированная заранее акция лидера революции, который предусмотрительно и тщательно подготовил решающий удар, сокрушивший режим: