Товарищ комбат

Муза нравилась ему и внешностью и характером. Она показалась Георгию прелестным созданием, неожиданно возникшим среди смертей и пожарищ войны. В белоснежном халате в палате раненых бойцов она была похожа на ангела, а не на сестру милосердия. Ее большие голубые глаза, казалось, излучали теплоту и нежность. Георгий любовался ею, как первым весенним благоуханным цветком, от которого нельзя отвести глаз. Хотелось высказать идущие от сердца слова восхищения, но что-то сдерживало его. После танцев, прощаясь, он сообщил Музе, что завтра уезжает на фронт.

— Выписываетесь? — упавшим голосом переспросила она. — Но вы ведь не долечились?

— Спасибо вам большое, все в порядке! — бодро произнес Георгий и неожиданно для себя обнял Музу.

Девушка не отстранилась, она выжидательно смотрела ему в лицо.

— Вот и все… Больше не увидимся! — грустно проговорила она.

Они тепло простились, и Губкин долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью.

Наутро он пришел за документами, продовольственным и вещевым аттестатами. Старший лейтенант интендантской службы был с ним предупредителен.

— Куда бы хотели поехать, лейтенант?

— В одну из дивизий Западного фронта.

— Есть какая-нибудь причина?

— Да. На границе с Восточной Пруссией служил мой брат, он пропал без вести. И мне хотелось бы на то направление.

— Что ж, постараюсь помочь вам. Есть у нас дивизия, дислоцирующаяся сейчас в районе Пензы. Она как раз готовится к отправке на Западный фронт. Поезжайте-ка туда…

На вокзале, как и договорились накануне, Губкина ждал Образцов. Вывший ординарец хотел во что бы то ни стало попасть со своим командиром взвода в одну часть и оставил госпиталь на свой страх и риск без разрешения. Патрульные военной комендатуры, проверявшие документы, приняли его за санинструктора, сопровождавшего лейтенанта Губкина.

Хотя в вагоне народу было много, Губкину и Образцову удалось забраться на верхние полки. Георгий попытался заснуть, но грустные мысли о жене не давали покоя. Почему она не пишет? И на станции тогда не дождалась его, и теперь не шлет ни весточки. И мать почему-то молчит о ней. Может, получив известие, что погиб, Ася вышла за другого? И он стал вспоминать, как познакомился с ней, как жили. Выходило не очень-то здорово. Никогда она о нем особенно и не заботилась, не переживала. Нет, не любила она, потому и не дорожила, — все крепче убеждался он.

Поезд подходил к Пензе. Вошедшие в купе патрули потребовали документы. Губкин пытался объяснить, кто такой Образцов и почему едет с ним, но старший патруль приказал Образцову следовать за ним. Губкин сошел вместе с патрулями и, позвонив дежурному по гарнизону, к радости, добился освобождения Образцова. Вместе с ним лейтенант и явился в гарнизон.

Командир 184-й стрелковой дивизии полковник Кайда, выслушав лейтенанта, сказал удовлетворенно:

— Нам обстрелянные люди очень нужны. Дивизия, хотя и воевала на подступах к Сталинграду, почти полностью обновилась, и молодое пополнение надо серьезно учить боевому мастерству. Пойдете в 297-й стрелковый полк в распоряжение командира 2-го стрелкового батальона капитана Мельниченко. Принимайте пока взвод в пулеметной роте, а остальное будет зависеть от того, как себя проявите.

В начале января 1943 года дивизия выгрузилась на станции Таловой и своим ходом двинулась к Дону, в район Нижней Марковки, а 14 января в составе 3-й танковой армии генерала П. С. Рыбалко прорвала оборону противника в районе Кантемировки.

Из-за вьюги наступление развивалось медленно, но ко второй половине дня 15 января танкисты генерала Рыбалко, пробив брешь в районе Павлово, вышли в тыл итальянскому корпусу, который занимал оборону на противоположном берегу Дона. Развивая успех подвижных войск, полки 184-й стрелковой дивизии вновь атаковали врага. Взвод лейтенанта Губкина в составе передового батальона ворвался в Валуйки и закрепился на западной окраине города.

Стояли сильные морозы. Солдаты разожгли костер. В условиях зимних боевых действий костер имел почти такое же значение, что и вода в пустыне. Сколько радости он приносил промерзшим воинам! Бойцы грели у огня окоченевшие руки и ноги, солдатскими прибаутками разгоняли тоску о доме.

Губкин буквально валился с ног от усталости. Образцов уговорил своего командира прилечь на теплую золу и вздремнуть, заботливо укрыл его. Но холод все равно пронизывал до костей. К рассвету Георгий совершенно закоченел, его начала трясти лихорадка, которой он переболел когда-то в детстве.