Товарищ комбат

Губкин собрал командиров отделений и приказал им довести до каждого солдата, что немецкие танки поблизости, поэтому всем надо во что бы то ни стало успеть отрыть окопы и приготовиться к отражению вражеской атаки. Реальная опасность подтолкнула людей, дружнее заработали ломы и саперные лопатки в руках бойцов.

Уже развиднялось, а связной от командира роты еще не возвращался и никакой пушки не было. Губкин проверил наличие имеющихся во взводе противотанковых гранат. Их оказалось двенадцать штук. Мало, очень мало.

Между тем гул вражеских танков стал еще ближе, наша артиллерия открыла заградительный огонь.

У троих солдат Губкина сломались лопатки, один за другим солдаты прибежали к командиру взвода. Первому он отдал свою, остальным ничем помочь не мог.

— Сколько можно говорить, копайте малой лопаткой! — сорвался он на крик.

— Мы не только копаем, зубами готовы грызть, а толку от этого… Вон они на подходе!

Солдат махнул рукой в сторону танков. Те уже взбирались на гребень холмика, в километре от позиции взвода. Вот-вот из дул их пушек вырвутся языки пламени, и снаряды взметнут вверх мерзлую землю. Губкин понял, почему немецкие танки идут медленно: чтобы не отрываться от своей пехоты. Значит, можно надеяться на выигрыш еще нескольких минут. Бойцы за этот короткий миг успели углубиться в землю на два штыка — окопчики такой глубины не спасали не только от гусениц танков, но и от осколков снарядов.

Губкин чувствовал, что гитлеровцы вот-вот откроют прицельный огонь. И действительно, позади позиции взвода разорвался снаряд. Когда дым рассеялся, невдалеке показался связной, а за ним — артиллеристы, катящие сорокапятимиллиметровую пушку. В это время по вражеским танкам открыла огонь с фланга и противотанковая батарея. В бой вступил противотанковый резерв командира полка. Танки остановились и, отстреливаясь, начали пятиться назад.

Через час противник возобновил атаку. Несмотря на большие потери, ему удалось прорвать оборону батальона капитана Мельниченко и выйти к позициям полковой артиллерии. Дуэль между вражескими танкистами и нашими артиллеристами продолжалась до глубокой ночи.

184-я стрелковая дивизия и приданная ей танковая бригада, ведя ожесточенные бои с превосходящими силами противника, на пятые сутки оказалась в окружении. Утром 25 февраля повалил густой липкий снег. Видимость резко ухудшилась. Командир дивизии полковник Кайда приказал после пятнадцатиминутного артиллерийского налета прорвать кольцо окружения немцев и присоединиться к своим.

В ответ на залпы нашей артиллерии заговорили пушки и минометы противника. Красные ракеты, вспоров небо, послужили сигналом начала атаки. Наши бойцы бросились на прорыв. Однако враг усилил артиллерийско-пулеметный огонь, и атака захлебнулась. Стало ясно, что в этом направлении не пробиться.

Разведка не сработала и на этот раз: главный удар дивизии оказался по тому участку, где противник успел укрепиться и имел превосходство. Полковник Кайда плохо изучил противника, передоверился начальнику разведки и теперь остро переживал, что его бойцы оказались в ловушке. Гитлеровцы пропустили их через свой передний край, а затем фланкирующим огнем и контратаками отрезали. Лишь танковая бригада, потеряв две тридцатьчетверки, сумела организованно отойти.

После неудачной попытки вырваться из окружения долго пришлось собирать остатки дивизии. 297-й полк отступил в извилистый овраг. Людей и боевой техники в стрелковых ротах осталось меньше половины. Лишь во взводе Губкина положение было неплохое: здесь потери за день составили три человека — благодаря тому, что бойцы не поленились отрыть глубокие окопы.

В маленькой избушке на окраине заброшенного села разместился штаб дивизии. Полковник Кайда, накинув на плечи полушубок, сгорбившись, сидел на низком табурете, мрачно поглядывая на топографическую карту, испещренную красными и синими знаками. Глубокие балки, ведущие на восток, как нарочно, упирались в траншеи и узлы обороны противника. Полковник все больше убеждался, что выйти из окружения без помощи извне невозможно.

Встав из-за стола, он долго ходил по комнате, потом подошел к замерзшему окну, побарабанил пальцами по обледеневшей раме, тяжко вздохнул. Вышел в соседнюю комнату, где помещался дивизионный радиоузел, и потребовал от радиста еще раз попытаться установить связь с командным пунктом 3-й танковой армии. Но все попытки были тщетны: штабу армии удалось выйти из окружения, и расстояние, разделявшее их, настолько увеличилось, что дальность действия радиостанции не перекрывала его.

Положение дивизии становилось катастрофическим. Чем дальше уходили главные силы армии, тем теснее смыкалось вражеское кольцо, тем меньше оставалось шансов выйти из окружения.

— Товарищ полковник, я их слышу, а они меня нет! — с отчаянием доложил старший радист.

— Не отвечает радиостанция начальника штаба — вызывайте командующего армией!

— Передатчик работает на всю мощность, но они все равно нас не слышат.

Время тянулось мучительно долго.

— Товарищ полковник, «Леопард» в эфире! — вдруг встрепенулся радист и передал микрофон комдиву.