Товарищ комбат

Внезапно в расположении гитлеровцев заполыхали разрывы снарядов. По интенсивности огня Губкин определил, что по «пантерам» ведет стрельбу дивизион противотанковой артиллерии, а в артналете с закрытых огневых позиций участвуют по меньшей мере три артиллерийских дивизиона. Дальнейшая контратака противника была приостановлена.

Помощь командира дивизии оказалась своевременной. Губкин с благодарностью вспомнил обещание генерала. В эти трудные минуты прочно утвердился во мнении, что Городовиков — человек слова.

Клонившееся к закату солнце скрылось за лесом, и долину, в которой пролилось столько крови, окутала темень. Наступило долгожданное затишье. Комдив вызвал по радио подполковника Водовозова и приказал отвести полк за Неман.

— Как быть с плацдармом? — спросил Водовозов.

— Приказано оставить и сосредоточиваться на другом участке.

Под покровом темноты полк Водовозова двинулся обратно к Неману.

Наша авиационная разведка вовремя установила подход оперативных резервов противника. Немецко-фашистское командование намеревалось окружить и уничтожить дивизии Городовикова и Калинина и ликвидировать плацдарм. Но, как только оно заметило отвод наших войск, не дожидаясь подхода резервов, вновь перешло в контратаку. Главный удар враг наносил теперь уже на участке первого батальона. Всю ночь шли упорные бои. Солдаты батальона Губкина, частью сил отражая вражеские контратаки, медленно продолжали свой тяжелый и опасный путь. Над ними то и дело с пронзительным воем рассекали воздух вражеские мины и снаряды, взрывались тут и там, вздымая столбы земли и огня. От усталости люди чуть ли не валились с ног, но шли и шли, согнувшись под тяжестью вещмешков и оружия, спотыкаясь на распаханной взрывами и гусеницами танков земле. На бывшей огневой позиции противотанковой батареи их взору предстала потрясающая картина: все шесть орудий были раздавлены, а напротив метрах в трехстах чернели семь подбитых вражеских танков, валялись гильзы от снарядов и разбитые ящики из-под боеприпасов. На одном, неизвестно как уцелевшем ящике сидел и рыдал, весь в пороховой гари, старший лейтенант в разорванной гимнастерке. Недалеко лежали трупы его подчиненных и гитлеровцев.

Всем было ясно, что произошло с противотанковой батареей: билась она до последнего снаряда. А когда боеприпасы у артиллеристов кончились, вражеские танки раздавили орудия на позициях. Командир батареи случайно остался в живых и никак не мог прийти в себя.

Костин, увидев эту страшную картину гибели батареи, осознал, какой тяжелый удар на плацдарме принял на себя полк и его батальон. Противник был еще достаточно силен, и предстояли ожесточенные бои, которые требовали выдержки, больших усилий и умелого сосредоточения сил для неотвратимого удара.

Только на рассвете под прикрытием нашей авиации и артиллерии полк Водовозова начал переправляться на противоположный берег по понтонному мосту. Солдаты, измученные напряженными боями, ночным маршем и промокшие от утренней росы, с трудом передвигали ноги.

На левом берегу Немана стрелковые роты второго батальона расположились на отдых прямо на скошенном поле у копен сена, чтобы успеть замаскироваться в случае налета вражеских самолетов. Новый командир хозяйственного взвода лейтенант Турпитко доставил завтрак. Но людям было не до еды, многие тут же заснули.

Губкин, воспользовавшись паузой, нашел еще в себе силы написать письма родным и медсестре Собковой.

«Дорогая Муза! С фронтовым приветом к тебе Георгий! Ведем бои с переменным успехом, как передают в сводках Совинформбюро. Все у нас в батальоне живут одной мыслью — как можно скорее разгромить фашистских захватчиков и первыми выйти на государственную границу 1941 года! Завтра снова в бой, но я твердо верю в то, что мы с честью выполним историческую миссию и встретимся с тобой, отпразднуем великую Победу! А пока от меня не жди скорых писем, мы будем в большом наступлении…»

У Георгия впервые возникло такое ощущение, что все вокруг будто остановилось во времени и замерло в полусне. На голубом небосклоне не было ни малейшего облачка. С каким-то безразличием смотрел он на синее небо и на все, что происходило вокруг него. Он вдруг невыносимо остро почувствовал, до чего же противной и ненавистной стала ему эта война. Влажная, чуть колючая после сенокоса земля, на которой он лежал на спине, положив руки под голову, казалось, плыла куда-то вместе с ним. У него кружилась голова от невероятной усталости и перенапряжения сил.

— Немцы! — вдруг крикнул командир взвода связи старший сержант Баранов и отскочил от копны.