Товарищ мой

Белеет иней, травы облепив.
Десятый час, а ночь все длится, длится.
Земля еще как смутный негатив,
Она никак не может проявиться.

А на Камчатке золотой туман,

И день дальневосточный на исходе.
На берег набегает океан,
Сейчас зажгут огни на пароходе.

В Сибири полдень. Чистый, ровный свет,

И на снегу цехов большие тени.
А что у нас сегодня на обед?
Наверное, ушастые пельмени.

A v шумном городе моей души

Давно бегут веселые трамваи.
Ты на стекло легонько подыши,
И я тебя увижу и узнаю.

Редеет тьма. Алеет на востоке.

Теперь уж скоро солнце здесь взойдет.
Оно идет от киевских высот,
Из Белоруссии лесов далеких.

«Скажите, лейтенант, который час?»

«В Москве, на Спасской, девять тридцать било...»
Сначала солнце поднялось у нас,
Потом поля Европы осветило.

1944

ОЛЕНЬ

Июль зеленый и цветущий.
На отдых танки стали в тень.
Из древней Беловежской пущи
Выходит золотой олень.

Короною рогов ветвистых

С ветвей сбивает он росу
И робко смотрит на танкистов,
Расположившихся в лесу.

Молчат угрюмые солдаты,

Весь мир видавшие в огне.
Заряженные автоматы
Лежат на танковой броне.

Олений взгляд, прямой и юный,

Как бы навеки удивлен.
Ногами тонкими, как струны,
Легко перебирает он.

Потом уходит в лес обратно,

Спокоен, тих и величав,
На шкуре солнечные пятна
С листвой пятнистою смешав.

1944

КОГДА СНАРЯД УДАРИТ В ДОМ...

Когда снаряд ударит в дом,
Запахнет битым кирпичом,
Сухой дымок известки
Затянет перекрестки.
А мы поднимемся с земли, —
Пилотки, липа — всё в пыли, —
И вспомнится: не мы ли
Бетонщиками были?
Такой же запах плыл, когда
В отчизне пятилеток
Мы воздвигали города
С рассвета до рассвета.
Как гладил дома белый бок
Сердцеобразный мастерок!
Как щебетала звонко
И сыпалась щебенка!
Но здесь снаряд ударил в дом.
Здесь пахнет смертью — не трудом.
Кирпич краснеет рваной
Дымящеюся раной.
А мы всё думаем о том,
Как снова будем строить дом,
И кажется все чаще
На улицах гремящих,
Что ветер отгремевших гроз
С далекой родины принес
Сюда, на дымный Запад,
Известки нежный запах.

1944 Под Варшавой

ОСЕНЬ