Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Ну вот и всё, что можно сказать относительно впечатлений о жене Мао. Как вспоминает о тех годах сама Цзян Цин, постоянные одёргивания со стороны других людей компенсировались её стремлением добиться в каком-то смысле равенства с Мао. Какими Цзян Цин предпочитала помнить себя и Мао в те дни, можно судить по снимкам, которые она мне показывала. Здесь красота и невинность заслоняют собой зарождавшуюся уже реальную действительность: их приход к власти, осуществлявшейся ими над материальной и культурной жизнью миллиарда китайцев на протяжении последующих 30 лет. Вдобавок они создают также редкое впечатление двух людей, которые полностью под стать друг другу.

В глазах иностранцев, посещавших Яньань в середине 40‑х годов, Мао был главным передвижным экспонатом выставки профессиональных революционеров, человеком, которого Эдгар Сноу представил миру в 1938 году, опубликовав свою книгу «Красная звезда над Китаем». Нарисованная им и другими журналистами картина естественности, идеализма и энтузиазма этого отряда самобытных революционеров смягчила холод, которым веяло от абстрактного марксизма, и отчасти рассеяла опасения, порождённые суровой советской практикой.

Ⅰ

В 1947 году гоминьдан разгромил войска Красной армии, прогнав их с территорий их баз, и разбомбил Яньань, превратив его в груду развалин. Затем в начале 50‑х годов, когда коммунистический режим уже твёрдо укрепился, город восстановили как монумент в честь партии, а в его музеях выставили реликвии, оставшиеся после долгого пути к власти. Восстановление Яньани призвано было стать прежде всего данью культу личности одного человека — Мао Цзэдуна.

В начале августа 1972 года, перед встречей с Цзян Цин, я провела в Яньани четыре дня с целью установить, какие воспоминания о прошлом вызывает город. Меня, как и миллионы китайцев и кучку иностранцев, попавших туда до меня, окружили опытные хунвэйбины, которые служили гидами при ознакомлении с экспонатами, выставленными в сурового вида строениях, возведённых на этой и поныне бесплодной земле. Как человека, которому так много лет доводилось читать о людях, игравших главенствующую роль в период существования Пограничного района, меня потрясла диспропорция между огромными изображениями Мао Цзэдуна и казавшимися крошечными рядом с ними портретами Чжу Дэ, Чжоу Эньлая, Ло Жуйцина и других блестящих стратегов. Менее удивительным было изъятие портретов Лю Шаоци и Линь Бяо, в свое время считавшихся преемниками Мао, но впоследствии дискредитированных. Позади Председателя Мао, восседающего на своём знаменитом белом коне, можно видеть расплывчатое изображение Цзян Цин, которую большинство зрителей, несомненно, принимает за юношу-солдата.

Из музея с его выбеленными стенами меня под палящим солнцем повезли по огненно-красной песчаной дороге к пещерам, где жил Мао. В этих простых жилищах, безусловно более пригодных для того, чтобы стать монументами, чем для работы, как они использовались в прошлом, Мао Цзэдун значительно вырос в чисто интеллектуальном плане. Во второе десятилетие его руководства Красной армией и коммунистической партией его в большой мере освободили от активного участия в военных делах. В те годы он занялся теоретическим анализом недавнего прошлого. Теперь молодые гиды, подчёркивая колоссальную значимость личности своего вождя, исходили уже из числа написанных им произведений. Из их бойких фраз мне стало известно, что из 150 работ, содержащихся в «Избранных произведениях» Председателя, 112 были написаны за 13 лет его жизни на Северо-Западе, причём 92 из них — когда он жил в пещерах Яньани.

В пещерах в Ваньцзяпине выявилась и более скромная черта его характера, которой народ также должен был подражать. У подножия горы мне показали огородик, в котором он любил покопаться после нескольких часов или дней непрерывной работы за письменным столом. Выращивая свои собственные овощи и табак, он сохранял связь с землей. Его участок обрабатывается и поныне. Мы ели вызревшие там на солнце помидоры, превосходные на вкус.

В каждом ряду пещер была соблюдена одна и та же архитектурная формула: две комнаты — одна для того, чтобы спать и мыться, а другая — чтобы работать и есть; в одной пещере была и третья комната — для приёма гостей и заседаний ЦК. В той комнате, где Председатель писал, наше внимание обратили на ничем не накрытый деревянный стол и на кисточку с чернилами возле пустого места, где когда-то лежали его рукописи. Сбоку стояла старая жестяная кружка (не оригинал). Когда у Председателя выпадало время, он ночами быстро и непрерывно писал, забывая есть и пить[165]. Эту официальную характеристику Председателя (который в стране другой культуры слыл бы королём-философом) повторяли гиды по всей Яньани.