Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

В нас сказывается не только то, что перешло к нам по наследству от отца с матерью, но дают себя знать и всякие старые и отжившие понятия, верования и тому подобное… стоит мне взять в руки газету, и я уже вижу, как шмыгают между строками эти могильные выходцы. Да, верно, вся страна кишит такими привидениями.

Ибсен. Привидения

Согласно традиционной версии китайских революционеров, 1949 год — год Освобождения и основания Народной Республики — знаменовал собой чудодейственный поворот от тяжёлого прошлого к счастливому будущему. Однако в воспоминаниях Цзян Цин день официального провозглашения КНР, 1 октября, не выглядит праздничным; в сущности, Цзян Цин даже не упоминает о нём. Тем не менее можно представить себе, как она чувствовала себя тогда.

Конечно же, она переехала из провинции в столицу, из временных убежищ в пещерах — в Императорский город, в течение семи веков служивший резиденцией китайским императорам и их многотысячной свите. Но не затаились ли в этих памятниках злые духи прошлого, разве не лежит на них тяжкий груз императорской истории? В этом запутанном лабиринте дворцовых покоев Пурпурного запретного города, со стенами, выкрашенными в золотистый и бирюзовый цвета, сможет ли она сохранить прежние простые отношения с Мао и его неотёсанными друзьями? Будет ли она подобно императорским жёнам и наложницам прошлого обречена на жизнь в женской половине дворца, слегка изменённого на современный лад? Или же подобно неукротимой Цы Си — супруге императора, сумевшей стать императрицей-регентшей,— ей придётся на протяжении многих лет плести интриги за троном, чтобы однажды утвердиться на нём?

В последующих главах показано, как Цзян Цин постепенно установила контроль над некоторыми делами, находившимися в ведении Председателя, и стала медленно продвигаться по иерархической лестнице. Вначале мало что было заметно. В своих воспоминаниях она описывает 50‑е годы как десятилетие политических и физических испытаний, сменявших друг друга болезней и выздоровлений, отхода от общественной деятельности и возвращения к ней; но вместе с тем это был период непрерывной работы, которая всегда делалась за кулисами. На всём протяжении 50‑х годов её имя почти не упоминается в прессе. Воспоминания Цзян Цин об этих годах отмечены оттенком ипохондрии, обычно столь характерной для праздных слоёв китайского общества, тех слоёв, которые могли позволить себе придавать значение своим малейшим физическим недомоганиям.

Оправившись от болезни, она старалась утвердиться в партийном аппарате. Но чтобы прочно занять там центральные позиции, надо было прежде всего завоевать авторитет у народных масс и партийных руководителей на местах. Стремясь добиться этого, она покинула дворец в Пекине и стала разъезжать по сельским районам, где провела исследовательскую работу об У Сюне, вызвавшую много споров, а также участвовала (против воли китайских руководителей, иногда даже вопреки воле своего супруга) в двух крупных революционных движениях начала 50‑х годов: аграрной реформе и реформе института брака. Однако, как теперь известно, подозрительные и завистливые товарищи обязали её действовать инкогнито за пределами столицы. Такая принудительная анонимность должна была помешать ей завоевать авторитет и популярность среди народа.

Ⅰ

Вступив со своими войсками в Пекин в марте 1949 года и овладев центральным районом столицы, Императорским городом, Председатель, Цзян Цин и некоторые другие руководящие товарищи заняли для собственных нужд его западный сектор, ограниченный Центральным и Южным озёрами (по-китайски Чжуннаньхай, что буквально означает «Центральное и Южное озёра»). Каждому руководителю, его жене и детям (тем, конечно, кто вынес войну) была выделена квартира в этой бывшей императорской резиденции. И хотя стены, окружавшие Императорский город, были на многих участках снесены, чтобы облегчить движение на главных магистралях города, здания, в которых жили вожди, всё равно оставались скрытыми от посторонних глаз — так же, как и их личная жизнь. Цзян Цин и Мао Цзэдун занимали отдельные, хотя и соединённые друг с другом апартаменты, украшенные затейливо высеченными и красочными колоннами в стиле эпохи династии Мин.

После провозглашения республики в 1912 году бывшая императорская резиденция, включавшая ряд соединённых между собой дворцов и именовавшаяся Пурпурный запретный город, была открыта для публики. После падения маньчжурской династии она была названа Древним дворцом. Коммунисты отремонтировали его высокие ворота, парящие мраморные лестницы, грандиозные залы и сотни богато разукрашенных комнат, превратив всё это в музей императорского прошлого. За исключением сектора Чжуннаньхай, дворец ежедневно открыт для народа, которому, как было провозглашено, он принадлежит.