Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Мир часто изумлялся тому, как долго китайцы были «цивилизованным» народом, скептически заметила Цзян Цин. Она с детства познала бездну их варварства. Как-то она узнала, что в Шаньдуне обычное дело для местных громил — обезглавливать своих земляков и выставлять только что отрубленные головы на городской стене для устрашения местного населения. Когда она ребёнком увидела это, ей стало плохо, и она поняла, что «у людей нет сердца». Если мать знала, что подобные кровавые дела намечаются на какое-то время, когда её не будет дома, она просила соседей завязывать ребенку глаза. Но даже с завязанными глазами Цзян Цин могла представить в своём воображении эту ужасную резню.

В её самых ранних воспоминаниях остались неизгладимыми и другие картины насилия. Уезд Чжучэн был богатым районом. И всё же каждый год во время уборки урожая местные бандиты и даже некоторые помещики отбирали у других зерно. Пойманных на месте преступления заключали в тюрьму, а некоторых расстреливали или рубили палашами. Двое армейских офицеров в районе Чжучэна регулярно проверяли тюрьмы и решали, кто должен умереть. Цзян Цин вслушивалась в звуки города и училась по количеству винтовочных залпов, раздававшихся у высокой кирпичной городской стены, узнавать, сколько человек убито. Из любопытства она однажды обошла всю длинную городскую стену. Она узнала, что офицеры при своей ежедневной проверке тюрем часто убивали по десятку и более людей, в том числе тех, кто был явно невиновен. Почему убивали невинных? Военные правители, первой заботой которых была собственная безопасность, ввели правило — слегка приоткрывать городские ворота на заре и плотно закрывать их в сумерках. Поскольку они боялись, что чужаки и другие неопознанные люди могут вызвать беспорядки, в незваных гостей стреляли без предупреждения. Осторожно понаблюдав, она установила, что казни совершаются у Малых восточных ворот. Они находились неподалеку от подвесного моста, который раскачивался, когда по нему кто-нибудь шёл. Раскачивание вызывало у неё ощущение падения, но она не боялась, потому что дом, где она жила, был построен на крутом обрыве и она привыкла к высоте.

Она вспомнила, как удивлялась, почему это одни люди должны убивать других. А ещё большее недоумение вызывал восторг публики в таких случаях. Когда наступало время намеченных казней в Чжучэне, «богачи» наблюдали за зрелищем с высоты городской стены. Она знала, что зрелище это весьма впечатляющее. На палашах, которыми жертвам отрубали головы, трепетали красные кисточки. Приводили шеренгу узников; у каждого на спине была доска с надписью. Даже когда она не наблюдала за казнью, а только слушала, она понимала смысл хлопков. Каждый взрыв аплодисментов означал чью-то смерть. И она знала, что громче всех хлопают богачи.

— Однажды я увидела, как висят головы,— продолжала она. В те дни Цзян Цин с семьёй жила между внутренней и внешней стенами города Чжучзна, а в школу ходила в часть, ограниченную внутренней стеной. Как-то раз, когда она возвращалась из школы домой, её внимание привлек необычный звук шагов. Она подняла голову. К ней приближался старик. Он нёс на плече шест с головами двух мужчин; они болтались, привязанные за волосы, и с них ещё капала кровь. Ошеломлённая, ничего не видя перед собой, она прибежала домой, бросила на пол книги и свалилась на кровать; её била лихорадка. «Я думаю, этого достаточно, чтобы показать вам кое-что из моего детства»,— спокойно сказала Цзян Цин.

Ⅱ

Цзян Цин выросла в грозное и смутное время, оставившее в ее сознании неизгладимый след. С начала 20‑х годов усиление милитаризма и империализма, угрожавшее целостности страны, и рост промышленности в открытых для иностранцев портах Шанхае и Циндао больно ранили политическое самосознание молодого поколения периода «движения 4 мая». Коммунисты и гоминьдановцы, чтобы разжечь пламя восстания в городах и тем самым способствовать революции, вступали в тайные связи с рабочими фабрик и заводов, принадлежавших иностранцам, вели марксистскую пропаганду и подстрекали к забастовкам протеста против применения физических мер воздействия, против продолжительного рабочего дня, использования труда детей и жалких условий проживания в бараках. Когда на принадлежавших японцам текстильных фабриках в Циндао и Шанхае вспыхнули забастовки, японцы ответили арестами «радикалов», многие из которых были студентами. Самое потрясающее столкновение 20‑х годов произошло в Шанхае 30 мая 1925 года, когда английская полиция открыла огонь по студентам университета и другим демонстрантам, выступавшим в защиту китайских рабочих от эксплуатации на фабриках и заводах, принадлежавших японцам и англичанам. Весть об этом кровавом столкновении вызвала мощную волну протеста общественности, докатившуюся до Циндао и других китайских городов.