Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Однажды школа осуществила экспериментальную постановку «Трагедии на озере» — «буржуазной драмы» известного драматурга Тянь Ханя — основателя Драматического общества Южного Китая, новаторской и весьма влиятельной драматической группы того времени. Ученице — сестре жены директора отвели главную роль (исполнительницы её менялись: Цзян Цин играла по понедельникам, когда зрителей обычно бывало мало). Как это было присуще ей, она полностью входила в роль и тем исторгала слезы у зрителей. А тёплый приём вызывал поток слёз у неё самой — таков был результат следования «натуралистической» школе актёрской игры (как она потом разъяснила, коммунистический режим в конечном счёте отверг натурализм). Как-то раз, когда после представления она снимала с себя грим, директор школы и её преподаватель пришли в уборную похвалить её исполнение и провозгласить, что она обещает быть трагической актрисой. Потрясённая их похвалой, она опять расплакалась и выбежала из уборной. Несмотря на этот эпизод, который она расценивала как мелодраму, об общем духе того периода она вспоминала с досадой. «На деле в Цзинани меня повсюду презирали»,— прибавила она без дальнейших пояснений.

«Школу закрыли, когда в Цзинань вступил Хань Фуцуй, один из военачальников Северо-Западной армии[24].

С несколькими преподавателями и учащимися школы я участвовала в организации гастролирующей театральной труппы, которая направлялась в Пекин. Я уехала, не известив заранее мать, а только отправив ей письмо с железнодорожной станции перед самым отходом поезда.

В том году [1930] мне было всего 16 лет, а жизнь в Пекине была неимоверно трудна. Мне не хватало самого необходимого: у меня даже не было нижнего белья. Хотя я взяла с собой лучшее стёганое одеяло нашей семьи, я всё равно дрожала от холода, потому что его ватная подбивка износилась от старости. В то время над Пекином проносились сильные пыльные бури и ночи были зловещими. Я ещё не разбиралась в политике. Я не имела никакого представления о том, что значит „гоминьдан“ и „коммунистическая партия“. Я знала лишь, что хочу добывать себе пропитание сама и обожаю драму.

Затем ранней весной 1931 года я уехала в Циндао». (Она отчётливо помнит первое впечатление от Циндао: холодный туман и солёные морские ветры в гавани. Как странно, заметила она, что, хотя до её родного города Чжучэна было менее 50 миль, до сих пор она никогда не видела океана.) «Мой прежний преподаватель и земляк [Чжао Таймоу], ранее бывший директором Экспериментального театра в Цзинани, стал теперь деканом Циндаоского университета, будучи одновременно профессором литературного факультета. Благодаря этому он договорился о том, чтобы меня приняли в Циндаоский [ныне Шаньдунский] университет».

Предложение Чжао Таймоу было соблазнительным, но Цзян Цин беспокоил переезд в совершенно незнакомую ей среду Циндао. Чтобы подбодрить её, Чжао пообещал создать ради неё в университете отделение искусства (вероятно, драматическое — она не сказала, какое) и предложил оплатить её расходы на дорогу в Циндао. Соученики по Экспериментальному театру убеждали её принять предложение. Наконец она согласилась. (Она поехала в университет, хотя её, кажется, так и не зачислили в него.) «Чжао фактически принадлежал к реформистской группе гоминьдана. По своим взглядам на литературу и искусство он был близок к Ху Ши[25]. Когда-то буржуазия высоко ценила меня,— добавила она с улыбкой.— Было время, когда члены группы Ху Ши, в которую входили лица вроде Лян Шицю и Вэнь Идо, пытались склонить меня на свою сторону[26]. Вэнь Идо был одним из моих преподавателей в Циндаоском университете. Я посещала вольнослушательницей многие из его лекций.

Кто нас больше всего учил на отрицательных примерах — так это японский империализм. После Мукденского [Шэньянского] инцидента 18 сентября 1931 года японские империалисты захватили три наши северо-восточные провинции [Маньчжурию]. Мы не могли потерпеть этого. Мы не могли стать рабами иностранного государства. Что до меня, то я тоже чувствовала себя обязанной сопротивляться японской агрессии».

К тому времени весь Китай охватила мощная волна национальной демократической революции. Многие студенты бастовали или обращались с петициями к органам правительства, а рабочие поддерживали их. Движение вобрало в себя широкие слои народа.

«Взволнованная такой обстановкой, я сказала своему преподавателю Чжао: „Я хочу присоединиться к подаче петиций“. Он резко спросил: „И вы хотите устраивать смуту?“ Я была озадачена и ничего не могла ответить. Поэтому я повернулась и ушла, отлично зная, что он страшно недоволен мною. Я ушла одна к холмам и бродила по лесам[27], недоумевая, что же он имел в виду, называя патриотическое движение студентов „смутой“. Когда я наконец поняла ошибочность его взглядов, я решила вступить в Лигу левых театральных деятелей [организация коммунистического фронта] в Циндао.