Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

В то время деньги были в Шанхае постоянной проблемой для большинства людей. Для тысяч людей, потерявших всякую надежду получить работу, обычным образом жизни стал разбой. У неё не раз очищали карманы (она громко захохотала при этом воспоминании). Когда она оставалась без денег, у неё не было иного выбора, кроме как идти к ростовщикам. После того как она стала известной по работе в театре и кино, обращаться к ростовщикам было очень неудобно. Из всего её имущества под заклад принимали только её наручные часы и ручку (символы принадлежности к интеллигенции и чиновничеству в республиканском и коммунистическом Китае). Однажды, когда она положила на прилавок свои часы и ручку, ростовщик внимательно посмотрел на неё и спросил, сколько она за них хочет. Пять юаней, сказала она. Не торгуясь и не сказав ни единого слова, он спокойно протянул ей пять юаней и взял часы и ручку. Такой лёгкий обмен, случавшийся редко, показал, что ростовщик, видимо, узнал её и посочувствовал её трудному положению. В дальнейшем ей становилось всё легче вступать в сделки с ростовщиками. Чтобы не потерять кредит, она взяла себе за правило всегда возвращать полученные ею деньги через несколько дней.

Чтобы подкрепить свой довод о том, что подписать контракты на участие в фильмах её в конечном счёте заставила нищета, она рассказала несколько маленьких сценок из истории первых двух лет своей жизни в Шанхае, каждая из которых свидетельствовала о её острой нужде в деньгах. Зачастую у неё не было денег на проезд в транспорте. Здесь она вспомнила, как однажды поехала на трамвае в отдалённый район города на политический митинг. Когда митинг закончился, на улице было темно, как в могиле. Шёл последний трамвай, а мелочи у неё хватило только на билет третьего класса, хотя она всегда предпочитала ездить первым. Свободные места имелись только сзади, где особенно сильно трясло, когда трамвай тащился по извилистым улицам. Её всё больше и больше одолевала тошнота — она всё ещё, как в детстве, была подвержена приступам тошноты при движении. Наконец, боясь, как бы её не вырвало, она сошла с трамвая далеко от своего места назначения. Теперь ей не оставалось ничего другого, кроме как добираться домой пешком, то есть плестись несколько десятков ли (ли равен примерно одной трети мили). Когда она добралась до своего общежития для работниц, её ноги сильно распухли.

В другой раз, когда она отправилась в городской район Бейсяньчан, поднялся тайфун, и движение транспорта прекратилось. Она не могла найти ничего, кроме рикши, но тот потребовал заранее плату за проезд в сумме, уплатить которую она не могла. У неё не осталось иного выбора, кроме как идти пешком всю дорогу до дома. В какой-то момент ветер так сильно подул, что ей пришлось ухватиться за дерево, чтобы её не унесло. Но даже большие деревья ломались. От них отламывались ветки, разлетавшиеся во все стороны. Дома, забравшись в свою комнату в мансарде, она, по её словам, почувствовала, что вся дрожит и что у неё сильно поднялась температура. А домик, который она делила с работницами-учащимися, угрожающе скрипел при каждом сильном порыве ветра.

Завершая мрачное описание своей прежней жизни, когда для рабочих школы-интерната, где она преподавала, настали тяжёлые времена, она сказала, что голодала наравне со всеми другими. В то же время она была членом общества актёров-любителей, которое давало три представления в неделю, всегда при заполненной аудитории. Но всегда было так, что оно лишь теряло деньги и актёрам приходилось залезать в собственные карманы, чтобы только сохранить свой театр. Ей также приходилось вносить свои деньги. «Совершенно так же, как мужчинам»,— добавила она с ноткой феминистской гордости.