Тоже мне новости

«Мои друзья оторопело вянут…»

Мои друзья оторопело вянут,
не понимая, что уже не восемнадцать
лет отроду. Лишь кто-то вяло вякнет,
что телу – всё, но не впротык кончаться.

Я не поспел на похороны лжи.

Мои друзья бесчинствовали, жались.
На заднем плане хилый пейзажист
всё отражал снег залежалый.

Запечатлел печаль упругий дед

с мешком оттаявших бутылок,
забыл засечь и проходя задеть,
заехать торопя в затылок.

Спасибо и на том – ох! – и на том.

Спасибо вам и вам спасибо.
Красиво было. Будет и потом —
спасибо вам! – красиво.

«Великих перемен не то чтоб созерцатель…»

Великих перемен не то чтоб созерцатель
Нет. Не так.
Участник смерти мира
Нет. Не так.
Мой опыт тщателен. Я счастлив. Скальпель
обезображен зайчиком потира.
Дурак.

И мы вагончиками катимся по рельсам

слегка укутанные неуверенностью дыма,
казнимые им, движимые и водимые.
Нет дыма – поезд на мосту уселся.

Принц, я старался, но невыносимо

жить там, где холодно, так холодно и зимы
так длительны, ну, хоть убейся,
а правят целостность и смелость.

Мой опыт счастлив. Тщательнейшим скальпелем

я соскребаю грязь веков с потира.
Обезображен соучастник мира,
и переменчив скачет зайчик-созерцатель.

Нет-нет, не стали подлыми холмы,

весь мир угодливо простерт пред нами.
Под нами и над нами мы,
а в глубине души мы сами.

«Устроим конкурс – вот дела!…»

Устроим конкурс – вот дела! —
Кто в перед, а кто в зад.
Она была со мной мила —
закрыты двери в сад.

Кто в маечке, кто в лифчике,

а вот внутри меня
то мальчики, то фифочки
от мам своих слиняв

набросились на бедное

нагое существо,
в одном исподнем бегают
и яблоки жуют.
– Какое баловство!
– Всего на пять минут!

«Кружили кружили…»

Кружили кружили
надо же услужили
радостные что позвали
стали жить в подвале

Готентотка-пятитонка

лазает в глубь рукавицы
чтоб оттуда удивиться
мол откуда же ребенку
взяться
это ж удавиться.

И проворачивая круги-круги

вызволи стакан из руки слуги
чтоб он после поддачи
даже звенел иначе.

Позови готтентотку и на зов

выползет из рукавициных закромов
пальцами рукавициными удавится
удивясь что ребенок жив и здоров
и подваливает поднять здравицу

за благополучное приземление

и счастье семейное,
а третья сторона стояла одна
одинокая как стена стонала она.

«Ждем не дождемся, жмемся к перилам…»

Ждем не дождемся, жмемся к перилам
– Бух! – полетело тело.
А как пело!
Как говорило!

Любило! То есть не то, чтоб любило, но лишимся

очень даже забавного бабника
и всполошимся:
– Что ж тут забавного?

Летит – запястье на отлете,

упало – в скалах клочья плоти,
и сволочь человечьей кожи
измазала загашник Божий.

А может Богу-то и мил,

который стольких-то любил.