Тоже мне новости

Изнутри желтеет ива,
издали несется свежий
запах осени счастливой,
безмятежной, очень нежной.

За пределами поселка

увлекательная жизнь —
то ли там пасется телка,
то ли трется пейзажист.

Говорят, что дождь пойдет.

Даже, кажется, не врут.
Так тепло, что весь народ
неодет и необут.

Вот прихватит! Вот окатит!

Все попрыгают в дома.
Так же само будет как-нибудь,
когда явится сама.

Только дома-то не будет.

Только некуда бежать,
дорогие мои люди,
некуда, ебена мать!

Будет нежно, безмятежно.

Не счастливый, не тоскливый
сядешь в поле белоснежном
под осыпавшейся ивой.

Будет так или иначе,

будет скоро ли, не скоро,
только будет. Ну, и значит
та пора придется впору

нам. Тебе и, вообщем, мне.

А пока присядем рядом,
вкус почувствуем в вине,
запахи в дыханьи сада.

Поглядим, как сыплет ива

острый лист на черный пруд,
помолчим, когда вдруг иволги
коротко свое споют.

Неохота расставаться.

Осень длится, осень радость.
Любоваться, может статься,
многоразовым парадом

нам с тобой ещё-ещё.

Улыбнувшись от отчаянья,
любим жизнь негорячо,
безмятежно, беспечально.

«Любовь мешает говорить. Любовь мешает…»

Любовь мешает говорить. Любовь мешает
несовместимое в одном фужере.
Любовь лишает чай запаха. Случайно
теряешь все и сам становишься потерян

хотя бы для себя. Сам призрачен и всех

вдруг посчитаешь призраками и пойдешь
неверно,
не с той как полагалось масти. Смех
у радостных врагов, а у своих – истерика.

Тебя начнет носить туда-сюда

и колотить о все углы и двери.
Ты задохнешся от обиды и стыда
потерянный, потерянный, потерянный.

Любовь пройдет, как и не начиналась,

несовместима с жизнью и искусством.
Любовь опять придет. Какая жалость!
Как хорошо, когда повсюду пусто.

«Жизни сон – это жизни сон…»

Жизни сон – это жизни сон,
это не что-нибудь до, и не что-нибудь
после.
Жизни сон – это он,
тот, кто пришел и сидит возле.

Нам старикам положено жить во мгле,

во мгле перед рассветом.
Говорят, что мы на земле
уже оставили жизни сон – это

жизни сон, не более чем,

но взбодрись!
Никого за моим плечом,
подевалась куда-то жизнь,

даже жизнь, но нам, старикам,

предстоит
еще что-то кому-то сказать:
волчья сыть, травяной мешок,
волчья сыть,
травяной мешок, голубые глаза.

Это не что-нибудь до и не что-нибудь после

это сегодня сидит возле,
мясо грызет и гложет кости
и не зовет ни сласти, ни злости.

«На шторах листья лавра…»