Сонь, можно долго превращать меня в форменного урода, обсасывать все мои мудачества, приделывать к ним ниточки и вешать на люстру. А можно вернуться и поговорить. По-человечески, Сонь, без дебильных писем и тотального игнора. Ты же мне не отвечаешь. Ты строчишь свое, давишь, мнешь и выкручиваешь. Тебе плевать, что я там пишу, у тебя своя траектория.
Но так нельзя. Нельзя так мучить меня и самой мучиться. Это как в нарыве ковыряться, как зуб гнилой языком трогать. Только хуже и больней. Если тебе такая боль нравится, то мне нет. Я от нее устал. Я как помоями облитый хожу. И даже оправдаться не получается, ты же молчишь в ответ. Ты же не хочешь меня слушать. Ну так давай прекратим. Сразу. Одним решением. Не надо труп оживлять электричеством. Умерло, значит умерло. Похороним, закапаем нас вместе с фикусом, и будем жить дальше. Врозь.
А если тебе нужен разговор, так давай говорить. Возвращайся и давай говорить.
Я виноват в стольких твоих бедах, что сам уже в них запутался. Но как понять их, как почувствовать, если на любой мой вопрос ты молчишь. Молчала тогда, молчишь сейчас. Ты даже в разговоре молчишь. И в ссоре. Ты молчишь, когда орешь и кидаешься вещами. Когда плачешь. Когда разговариваешь. Ты можешь проболтать весь вечер без умолку, но на деле ты молчишь, Сонь. У меня не получилось разобрать это твое молчание на слова. Я точно понимаю, что там глухая обида. Но слов… Слов я не слышу. Не считываю.
Вот ты пишешь про ванну. Что лежала в ней часами. Засыпала. Просыпалась. Что телефон в воду уронила. Почему ты не рассказала этого раньше? Словами. Не намеками. Не молчанием. Не слезами. Словами. Это же просто. Ты же их знаешь. Ничего заумного, такого, как ты любишь. Просто слова, чтобы я понял.
Жек, мне плохо. Жек, я постоянно хочу спать. Жек, я чувствую себя подавленной. Кажется, у меня депрессия, Жек. Кажется, мне нужна помощь.
Легко, правда? Я бы понял. Я бы начал что-то предпринимать. Я бы попытался хоть чем-то помочь. Я же ничего этого не видел. Я же работал, Сонь, за нас двоих работал. Но я спрашивал, точно спрашивал. После того, как ты вернулась из больнички. Нужна ли тебе помощь? Могу ли я помочь? Или стоит обратиться к кому-то? Помнишь, что ты ответила? Я точно помню. Ты сказала, что все в норме. Ты сказала — справимся. Вот так. В множественном числе. И тут же исключила меня из списка тех, кто должен справляться. И начала сама. И не справилась.
А знаешь, что я видел? Обиду, непрощение, агрессию, пустоту, нелюбовь, неприязнь, желание отстраниться. Я думал, что пройдет. Я хотел дать тебе время. Дать тебе воздух. Пространство для маневра. Возможность решить, как мы будем дальше. Я же себя винил. Я пытался с тобой говорить, прощения просил. Ты помнишь, что сказала? Я помню. Ты сказала — все в норме. Ты сказала — справимся.
Это твоя привычка, говорить одно, думать другое, чувствовать третье, а решать четвертое, взятое с потолка. Как залезть в твою голову, Сонь? Как разобраться в ее устройстве? Чем вскрыть код? Что там исправить?
Ты пишешь, что растворялась во мне. Ты растворялась в пространстве вне меня. Тебя не ухватить было. Я пытался, а ты уворачивалась. Странно, плавать не умеешь толком, а ускальзывать от ответов, разговоров и решений выходит мастерски. Только спросишь в лоб о важном, а ты уже хвостом вильнула и в глухую несознанку.
Мне иногда так хотелось тебя схватить, стряхнуть с тебя эту пыль, твою апатичность, пассивность, сонность, чтобы ты наконец проснулась, стала такой, как была. Или другой. Какой угодно, главное оживить, заставить проснуться. Я смотрел на тебя и не знал, как подступиться. Кокон одеял, шарфов, растянутых свитеров и носков до колена. Не человек, а лохмы, ткань и ветошь. Не девушка, а ворох обиды, странности и нерешительности. Я боялся, что стоит к тебе прикоснуться, и ты развалишься на все эти лоскуты, останется только горстка пыли и выцветший плед.
И как в тебе только нашлось сил, чтобы уехать? Что за порыв? Неужели ты наконец проснулась? Увидела себя со стороны и поняла, что дальше так нельзя? Но почему-то виновным во всем сделала меня одного. Конечно, куда проще обвинить человека и сбежать от него, чем признать, что тебе требуется помощь. Я не хочу тебя обвинять. И не буду. Я устал от постоянного соперничества — кто кого больней уколет, заденет, опрокинет на пол и забьет ногами.
Мы не враги с тобой. Но почему-то только и делали, что уничтожали друг друга. Выжигали зону отчуждения. Бились до крови за самую маленькую фигню, вроде, кому достанется теплое одеяло. Если подумать, то мы же самые близкие. Представь, столько людей на планете, а только я знаю, что чай ты пьешь черный, с сахаром и лимоном. А еще любишь на теплую булку класть тоненький кусочек масла и сыра, чтобы они подтаяли. Целый мир живет без этого знания. А я его хранитель. Сколько штук обо мне знаешь только ты? Сколько вещей никому не объяснишь, а нам и объяснять не надо? Сколько важностей происходило только с нами? Сколько всего, Сонь? Тебе не жалко? Неужели тебе не жалко?