Тожесть. Сборник рассказов (СИ)

Я точно знаю, что ты проверял. Я видела, как ты следил за мной. Воздух становился вязким, я шла на кухню, в фильтре плескалась вода, тоже вязкая, и я была вязкая, и маленькая таблеточка превращалась в кусочек желе, серый и вязкий на вкус. Я проглатывала его под тяжелым взглядом фикуса, он всегда был на твоей стороне. Ему не нужны были лишние соседи. Кто-то, кто может обломать живые еще ветки, порыться в земле, рвануть из ее суховатого нутра тонкие корешки.

Это было невыносимо. Моя дневная одинокость. Тишина. Скрип пола. Пустота комнаты. Одинаковость звукового фона суток. Ненужность сил, времени и тепла. Вот тогда все стало выцветать. Вот тогда все стало ломаться.

Увидеть свое имя на талончике от врача было освобождением. Я специально ходила на прием, чтобы выписали безопасное, чтобы не вредно. Чтобы функции меня во мне подавлялись нежно и ласково. Чтобы хоть что-то было ко мне ласково, Жень. На квитке стояла моя фамилия. Их прописали мне. Пить их моя обязанность, мое решение. А решение можно принять, а можно его не принимать. Можно принять совершенно иное решение. Полная свобода выбора.

И в комнату тут же вернулся цвет. Я таскала свитера, чтобы не мерзнуть, и долбанный кашемир не перехватывал меня злыми лапами ворота, а обнимал. И ты меня обнимал. И даже фикус перестал сохнуть. Невозможно умирать там, где вот-вот случится жизнь. Я так долго искала повода рассказать тебе. Еще не о чем было рассказывать, но сам факт! Само решение, которое ты не мог, а я взяла и приняла. Так упоительно, решать самой. Не в мелочи, вроде ужина, курица или рыба, рыба или курица, нет, в чем-то важном. Это как самой взять собаку, только лучше. Это как выкинуть фикус, наверное, жалко, что я не попробовала.

Я не думала, что так выйдет, Жек. Я не думала, что все так выйдет.

Если бы я только знала. Если бы я могла предположить, чем обернется горстка таблеток в сливе. Если бы я могла нарисовать в своей голове, что именно в этот вечер, именно тогда, когда я решусь, с работы придешь не ты, а Евгений. Если бы кто-то шепнул мне, подсказал. Если бы я сумела предчувствовать это. Если бы фикус скрипнул как-нибудь предостерегающе. Может, был бы пес, он бы заскулил, развалился бы у двери, зарычал бы.

Ничего не было. Никакого знака. На ужин, кстати, я выбрала рыбу. Знаешь, очень быстро приготовить пасту с рыбой, как ты любишь. Смотри, ничего сложного. Берешь макароны, только хорошие. И не переваривай. На сковородку масло — и такое, и такое. Потом чеснок порубленный. Потом кусочками рыбу, лучше, семгу. Потом в нее сливки и специи. А когда макароны почти все, то сливай их и засыпай в сковороду. Пусть потомятся немного. Сверху сыр. И ешь. С белым вином будет просто песня. Легко, правда?

Я запомнила каждый пузырик на вскипевшей воде. Запомнила, как лопнул чеснок под перевернутым плашмя лезвием ножа. Как плохо чистилась от кожицы рыба.

Я помню, как полилось на скатерть сухое белое, когда ты смахнул бокал одним движение. Раз. И кухня пропахла виноградом. Я с тех пор так и не пила вино, представляешь?

А еще я помню наш разговор. Он и разговор не был. Странно, четыре фразы. А после них тотальное ничего. За-тор-мо-жен-нос-ть. Тре-во-га. Пус-то-та. Вы-па-де-ни-е. И миллион ссылок. Если закрыть глаза, то сразу окажешься там. Между четырьмя фразами. Попробуй.

Вот ты сидишь за столом. Скатерть свежая, чуть бугриться на месте перегиба через сушилку. Тарелка белая, глубокая. Бокал с синеватым отливом. Паста бантиком, рыба чуть соленая, сыр с плесенью.

— Ты чего не пьешь?

Ты говоришь это, а сам еще в телефоне, кажется, кто-то скинул смешной видос в рабочий чат. Я выхватываю телефон из твоих пальцев. Уже тогда нужно было понять, что домой вернулся не ты, а он. У тебя пальцы теплые, у него холодные. А тогда были просто ледяные. И глаза. Прозрачные глаза, которым никого не жалко.

— А я больше не пью вино.

Мне еще кажется, что все идет по плану. Скатерть свежая, паста горячая, вино сухое, сыр с плесенью. Решение принято.

— Почему?

Ты бы еще не понял. А Евгений уже начал понимать. Между бровей легла морщина, я тогда подумала, мол, надо же как рано. Надо будет купить тебе крем. Но вопрос повис между нами, на него нужно было ответить. Сделать глоток воздуха, хмельного до сухости, куда хмельнее вина. И ответить.

— Потому что я больше не пью таблетки.

И все. Дальше не нужно вспоминать. Ничего больше не нужно. Ничего дальше не было. Провал в месяц. Провал во второй. И вот я сижу в холодной воде. Мертвый телефон не может дать мне ссылку на бесконечные — за-тор-мо-жен-нос-ть-тре-во-га-пус-то-та.

Вы-па-де-ни-е. Волос из головы. Головы из жизни. Жизни из всеобщего хода. Тебя из меня. Меня из тебя. Тебя из себя. Меня из меня. Фикуса из мира без сквозняков, но с умеренным поливом. Цвета из кашемира. Кашемира из свитера.

Он до сих пор серый, Жек. Фикус до сих пор сухой. Я до сих пор не знаю, как перестать жмуриться.

Это четвертое письмо.

Оно закончилось.

Соня.

14.11.2018