Грязная одежда, чистое бельё —Вот и всё, что скажут в оправдание моё,Коль в «буханке» фельдшерской будут разрезать.На комке, шевроном – Богомать.Фельдшерица кинет перевязочный пакетСтороной кровавой – в белый свет.Рассечёт штанины и чистое бельё,Ну а дальше – всё, что есть, моё.Распростёрт носилками, закреплён ремнём.Лик печальный девичий – не о том.Было бы неловко мне перед ним лежать.Глядь – ко мне склоняетсяБогомать.
«Мои друзья идут по жизни маршем…»
Мои друзья идут по жизни маршем,а остановки там – после ранений,В больничный корпус поднимаясьИ не зная,Кого увидишь,и невольно замираешьперед палатой,что там, жизнь или сраженьесо смертью?Как изуродован? Идёт или лежит?Узнает или просто прокричит;а если ходит – то пойдём закуримна чёрной лестницеи обо всём поговорим.Где угол зла, как ты его берёшь,Кого ты любишь из осьмнадцатого векаИ кто в разведку в крайний раз уйдёт,Не ожидая подкрепленья и ночлега.Здесь жизнь и смерть в окровленных бинтахИ здесь – любовь: а застегни живот мне;Живот зашит, застёгиваешь курткуИ на ступенях вытянешь впотьмах —одну, другую, ту ли сигаретупока сестра торопится узнать, что не в порядке.Но, открыв коробку,Ей молча предлагаешь папиросу;Она – сестра, а ты – наверно, тоже.И мы сидим дымим, мы так похожи,Донецка, Питера или Москвы —Сестрицы всей России таковы.А наши братья – белые, в бинтах,Стоят напротив,И никто из насНе скажет им присесть хоть на ступеньку.Мы этим оскорбили бы бойца,что жизнь нам отдавал, а не копейку.– Я не могу тебя, как женщину, отправить —туда, где нам пристало, не тебе…– Я женщин не сужу из тех же правил,что и товарищей… но то не значит, чтоЯ не люблю, не доверяю я тебе.И как теперь?Мы вместе в общей боли.Как на иконе – венчанных страстей.Таких мужей земля рожает, в воле —Чтоб сёстры нежили,А женщины несли от них детей.