Давайте оставим этот план и перейдём к плану культуры. Можем ли мы сегодня говорить о дифференцированной европейской культуре? Или, скорее, о духе, остающимся уникальным через его разнообразные и синтонические выражения в культурах отдельных европейских наций? Опять же, было бы необдуманным отвечать утвердительно по той причине, которую К. Штединг показал в известной книге под названием «Империя и болезнь европейской культуры». [95]
Эта причина кроется в том, что автор называет нейтрализацией современной культуры, —культуры, которой более не свойственна общая политическая идея; культуры, ограниченной частной областью, преходящей, космополитичной, дезориентированной, антиархитектоничной, субъективной, нейтральной и бесформенной повсюду из–за своих научных и позитивистских аспектов. Приписать всё это «культурной патологии», внешнему и мимолетному «искажению» чуждыми элементами, которое Варанг считает причиной такого состояния дел не только в Европе, но и в Америке — значит упрощать дело. В общем, где же сегодня в этой фазе «цивилизации» можно найти культурную базу, дифференцированную достаточно, чтобы смочь серьёзно противодействовать «чуждому» и «варварскому», и где её можно было найти в случае с предыдущими имперскими пространствами? Нам пришлось бы проделать долгий путь назад в нашей работе по очищению и реинтеграции, чтобы достигнуть такой базы, потому что, хотя мы определённо правы, считая аспекты как североамериканской, так и русско–большевистской цивилизаций варварскими и антиевропейскими, мы не можем терять из виду тот факт, что эти аспекты сами представляют, как в первом, так и в последнем случаях, лишь крайнее развитие тех тенденций и зол, которые впервые проявили себя в Европе. Именно в этом лежит причина слабого иммунитета последней против них.Наконец, в той ситуации, к которой всё свелось сегодня, даже в том, что касается «традиции», существует непонимание. Прошло много лет с тех времён, когда Запад знал, чем «традиция» является в наивысшем значении; антитрадиционный дух и западный дух стали синонимами ещё с периода Возрождения. «Традиция» в полном смысле — это черта периодов, которые Вико назвал «героическими веками» — где существовала единственная созидательная сила с метафизическими корнями, проявленная в обычаях и в религии, законе, мифе, художественных созданиях, вкратце — во всех частных областях существования. Где могут быть найдены остатки традиции в этом смысле сегодня? И, особенно, именно как европейская традиция — великая, единая, а не крестьянская или фольклорная? Только в смысле уравнительного «тоталитаризма» появлялись тенденции к политико–культурному абсолютному единству. Выражаясь точнее, сегодня «европейская традиция» как культура — это всего лишь частные и более или менее расходящиеся интерпретации модных интеллектуалов и учёных: вчера это были «Конгрессы Вольты», [96]
а сегодня значимым, но бесполезным доказательством тому служат разные инициативы этого же типа.Исходя из этих и других соображений такого же рода, мы пришли к одному фундаментальному заключению: наднациональное единство с положительными и органическими чертами немыслимо в период «цивилизации». В такой период мыслимо только в пределе смешение наций в более или менее бесформенный силовой блок, в котором политический принцип является главным и определяющим, подчиняющим себе все моральные и духовные факторы, как «теллурический» мир «мировой революции» (Кайзерлинг) или как мир «абсолютной политики» на службе биологического императива (Варанг), или опять же как тоталитарный комплекс в руках менеджеров (Бёрнхем), все из которых уже стали вещами обычного опыта. Единство в функции «традиции» сильно от этого отличается.