Читаем Трагедия казачества. Война и судьбы-2 полностью

Когда я вернулся в лагерь, капитан все еще был там и улыбался. Я злобно посмотрел на него. Ко мне обратился есаул Трошин, прося поговорить с капитаном, чтобы ему вернули офицерскую шашку и кинжал. Переводчик и капитан никак не могли понять, что мы хотим. Я вспомнил, что у меня в кошельке есть фотография, где я стою на коне в полной кубанской форме, черкеске с шашкой и кинжалом, достал ее и показал капитану. Наконец, он понял, чего мы хотим, но сказал, что он их не видел в отобранных вещах.

Я повышенным тоном сказал, что присутствовал, когда эти вещи у Трошина отбирали… Пусть он спросит у сержанта, который нас обыскивал. И добавил, что шашка и кинжал для всех казаков и офицеров являются святыней и передаются из поколения в поколение.

Вы, как «честный» и порядочный английский гвардейский офицер, должны найти эти вещи и вернуть их есаулу Трошину. Вероятно, последние слова мои импонировали ему, и он сказал, что постарается, но гарантии не дает, т. к. он их не видел. Затем он попросил у меня разрешения посмотреть мои карточки, на которые долго смотрел. Там были карточки, где я джигитую. Узнав, что это я, он спросил смогу ли я сейчас это сделать. В этот момент мне было не до джигитовки, я был очень расстроен, у меня в ушах еще звучали слова Тани: «Успокойся, их ночью вывезли»… Но шашку и кинжал Трошина нужно было спасти, и я ответил: «Да». Он мне сказал, чтобы я пошел на поле и выбрал коня. Помня просьбу майора Островского не выходить из лагеря, я отказался. Узнав, что я могу убежать, он рассмеялся и спросил, если они приведут мне коня. Я согласился и минут через 20 мне привели коня с кавалерийским седлом. Я сказал капитану, что с этим седлом я ничего не могу сделать, но он настаивал, и я сел на коня. Конь оказался хороший, обученный, он знал что я хочу от него.

Два раза я его пропустил по прямой линии. Он идет без повода хорошо. Сделав несколько легких номеров, я въехал в лагерь под аплодисменты почти всего лагерного английского состава. Наконец, через полтора часа принесли Трошину шашку и кинжал. Кому-то много потребовалось времени, чтобы расстаться с награбленными трофеями: шашкой и кинжалом. Радости Трошина не было конца, он целовал шашку, кинжал и все время меня благодарил.

Перед обедом нам сказали, чтобы мы были готовы к четырем часам с вещами, нас грузовики повезут в лагерь «Белой Гвардии». Снова лагерь заволновался, ожидали новых сюрпризов. Куда? Что? В какой лагерь «Белой Гвардии»? Наверно опять обман. Никто уже никому не верил. Некоторые хотели убегать, я тоже смотрел, как и куда легче убежать. С нетерпением мы ожидали четырех часов. В четыре часа подъехало пять грузовиков без охраны, один шофер в машине и тот без пистолета. Я пристроился сзади грузовика, в случае опасности, чтобы была возможность быстро выскочить.

Майор Островский ехал на своем Фольксвагене, когда колонна двинулась, я перекрестился и тихо сказал: «Бог нам в помощь». Все сделали тоже самое. Кто-то сказал, чтобы я смотрел, куда везут: на запад или восток. Колонна останавливалась несколько раз, на одной остановке я узнал городок Фельдкирхен. Когда колонна начала уменьшать скорость, я заметил, что по горам ходят военные в немецкой форме. Недалеко от дороги я увидел одного лейтенанта, который смотрел на колонну. Я его узнал и крикнул: «ЖЕНЯ!» Это был мой начальник по соколу, кубанский казак Евгений Головко.

«Ну, господа, теперь можете отдохнуть. Мы на свободе, находимся в лагере «Белой Гвардии», в Русском Корпусе», сказал я, все вздохнули и перекрестились. От офицерского лагеря 1-й Казачьей Дивизии Вайтенсфельда нас осталось 54 человека казаков, казачек и один ребенок, в этом числе были: иерей о. Адам Бурхан (монах), священник о. Георгий Трунов и дочь Женя, священник о. Федор Власенко и сын Вася, священник о. Александр Козлов.

ЛИЕНЦ

По приезде в Русский Корпус, нас, остаток 1-й Казачьей Дивизии, поместили на короткое время при штабе Корпуса, затем перебросили в маленькое местечко Тигринг. Некоторые офицеры с женами устроились по домам, мы же в большинстве устроились по шалашам и сеновалам под крышей.

Майор Островский, Ара Ивановна Делианич и майор Гринев устроились у зажиточного бауэра в доме, на втором этаже. Майор Гринев был помощником командира полка «Варяг» полковника Семенова. Но т. к. полковника не было, то он исполнял должность командира полка.

Русский Корпус, полк «Варяг» и мы ничего не знали, что произошло в Лиенце. Слышали, что была выдача 1 июня, но точных сведений не имели.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вторая мировая, без ретуши

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное