Это влечет за собой перенос теоретического акцента проблемы утраты внешнего органа на чувство внутреннего жизненного потенциала; с ненавистного презрения к матери на солидарность с ней и другими женщинами; с «пассивного» восприятия мужской активности на целенаправленное и осведомленное занятие деятельностью, связанной с тем, что женщина обладает яйцеклеткой, маткой и вагиной; с мазохистского удовлетворения болью на способность переносить (и понимать) боль, как весьма значимый аспект человеческого опыта вообще и роли женщины в частности.
Все это присуще женщине «в полном смысле женственной», как признают в том числе и такие известные авторы, как Элен Дойч, хотя их терминология и связана преимущественно с таким психопатологическим понятием, как «мазохизм» — словом, происходящим от имени писателя австрийского происхождения[37]
, рассказавшего в своих сочинениях об этом виде извращения, имеющего сексуальное происхождение и удовлетворяемого посредством переживания боли (тогда как тенденция причинять боль ради сексуального удовлетворения названа по имени маркиза де Сада).После того, как все вышеописанное стало очевидным, многие прежде разрозненные данные выстроились в единую систему. Однако клиницисту необходимо постоянно спрашивать себя, какому типу мышления может соответствовать такая терминология и такая теория развития, и почему ее принимали многие известные женщины-клиницисты. По моему мнению, это мышление восходит не только к психиатрическим началам психоанализа, но также и к исходному аналитико-атомистическому методу, которым пользуется психоанализ. В естественных науках наша способность мыслить атомистически точно соответствует природе исследуемой материи и, таким образом, приводит к ее адекватному постижению. Но когда мы применяем атомистическое мышление по отношению к человеку, то разрываем его на изолированные фрагменты, вместо того, чтобы вычленить в нем элементы, из которых он, как целое, состоит.
Действительно, когда мы смотрим на человека, находящегося в состоянии патологии, то он и в самом деле уже разорван в себе на фрагменты, так что в психиатрии атомизирующее мышление и в самом деле может столкнуться с феноменом разделенности на фрагменты; однако, оно совершает большую ошибку, рассматривая эти фрагменты как атомы.
В психоанализе, постоянно повторяем мы, подбадривая самим себя (и используя этот довод в качестве аргумента против наших оппонентов), человеческая природа может быть изучена наилучшим образом в состоянии, частичной разорванности или, по крайней мере, заметного конфликта, потому что — как мы говорили — всякий конфликт ярко очерчивает границу и высвечивает силы, которые сталкиваются на данной границе. Как об этом говорил сам Фрейд, структура кристалла становится видимой только тогда, когда кристалл разбит. Но кристалл, с одной стороны, и организм или личность человека, с другой, значительно отличаются друг от друга, ибо первый — неодушевлен, а вторые представляют собой органическое целое, которое невозможно разделить на части без уничтожения этой целостности.
Эго, в психоаналитическом смысле охранителя внутренней преемственности, покуда оно пребывает в состоянии патологий, более или менее неактивно; иначе говоря, оно утрачивает свою способность организовывать личность и опыт человека и связывать их в совместной деятельности с другими эго. До какой степени иррациональные защитные механизмы человека «легче изучать» в состоянии конфликта и изоляции, до такой степени трудно рассмотреть эго в живом взаимодействии с другими людьми. Тем не менее, я не считаю, что мы можем полностью реконструировать нормальные функции эго, исходя из понимания его расстройств, точно также, как мы не можем считать все жизненные конфликты конфликтами невротическими.
Здесь следует дать характеристику постфрейдистской позиции: комплексы и конфликты, не обнаруженные психоанализом при его первых попытках проникнуть в человеческую природу, признаются существующими; они представляют собой постоянную угрозу стать доминирующими в развитии человека и в периоды его жизненных кризисов. Но свежесть и полнота опыта и новые благоприятные возможности, возникающие в процессе разрешения кризиса, могут, в дальнейшей жизни, преодолеть все травмы и защитные реакции…