Трагедия на Витимском тракте

Ф. Н. Петров встретился с П. Ф. Анохиным лишь год назад, в Чите. Но знали они друг о друге еще с 1910 года, когда томились в Шлиссельбургских застенках. Тогда же они начали обмениваться короткими товарищескими записками через тайный «почтовый ящик». Одновременно, хотя и в разных селениях Иркутской губернии, отбывали они ссылку. И вот много лет спустя судьба свела их в Чите, чтобы вместе бороться за дело революции. И вышло так, что в дни, когда окончательная победа революции на Дальнем Востоке уже так близка, Ф. Н. Петрову пришлось произносить надгробную речь у могилы младшего товарища по каторге, ссылке и борьбе.

— Но в эту минуту великой скорби, — заканчивает свое выступление Петров, — мы сохраним бодрость духа и твердо будем продолжать начатое нашими безвременно погибшими товарищами дело.

К могиле подходит В. К. Блюхер. Склонив обнаженную голову и глядя в застывшие лица покойных, он тихо и сдержанно говорит:

— Потеря таких честных и преданных делу социальной революции работников, как товарищи Анохин и Крылов, особенно тяжела для Народно–Революционной Армии, которая и без того в пятилетней кровавой борьбе утратила немало своих опытных, преданных народу духовных вождей… И, глядя на их гибель, порою казалось, что революция останется без вождей… В лице товарищей Анохина и Крылова нарревармия потеряла тех своих духовных вождей, которых она любила и которые поистине были ее духовными вождями в тяжелой борьбе за благо трудящихся. И стоя над этой могилой, мы говорим: «Спите ж спокойно, дорогие товарищи! Армия свято сохранит ваши великие заветы и с честью выполнит свой долг перед социальной революцией!»

Выступает представитель Советской России, член Иркутского губкома РКП(б):

— Сегодня вместе с ДВР глубоко скорбит вся Советская Россия, ибо товарищ Анохин, являясь членом ВЦИКа, был одним из виднейших партийных работников. Иркутские пролетарии и трудовое крестьянство хорошо помнят его но тем временам, когда он, находясь в годы царизма в ссылке, оставался верным борцом за идеи большевистской партии. Будучи командирован сюда на налаживание партстроительства, товарищ Анохин погиб на своем славном посту, и в его лице Советская Россия потеряла старого, испытанного и закаленного в борьбе коммуниста, каких осталось немного в рядах РКП… И да будет ему мягка земля!

Один за другим к краю могилы подходят представители Забайкальского губкома РКП, профсоюзов, комсомола, трудового крестьянства, бурято–монгольского автономного управления. Скорбя о тяжелой утрате, давая клятву верности делу революции, они предостерегают живых от коварных белобандитских нападений из–за угла и требуют суровых мер в борьбе с внутренней контрреволюцией.

От читинской организации меньшевиков выступает Пиотрович.

— Этот удар пришелся не только по одной РКП, то есть по нашим политическим противникам, но и по всей революции. И ныне вместе с товарищами коммунистами мы глубоко скорбим о тяжелой, незаменимой утрате революции в лице ее деятелей, товарищей Анохина и Крылова.

Эсеры выступать не намеревались. Их представители, присутствовавшие на похоронах, чувствовали себя крайне отчужденно. Ведь общественное мнение и печать прямо и недвусмысленно ставили убийство Анохина и Крылова в связь с провокационной политикой их партии.

Но выступление меньшевистского представителя, заявившего о скорбной солидарности с коммунистами, подстегнуло к этому и эсеров. Представитель их партии стал пробираться поближе к могиле, намереваясь также произнести речь.

Это вовремя заметил распоряжавшийся похоронами работник Дальбюро ЦК РКП. Он понял, что слова соболезнования от эсеров будут восприняты как недопустимое кощунство, и дал знак опускать гробы в могилу.

В последний раз над кладбищем зазвучала печальная музыка военного оркестра.

— Слушай — на караул!

Под троекратный залп медленно и плавно, все ниже и ниже опускаются, словно оседают в землю, два красных гроба. Над темным квадратом разверзшейся могилы прощально склоняются знамена…

2

В то время, когда у места погребения проходил торжественно–траурный церемониал, в задних рядах молчаливой толпы встретились два близко знакомых человека. Один из них — молодой, кряжистый парень с темно–русыми, крупно вьющимися и спадающими на лоб волосами, — был одет в суконную поношенную тужурку и черную сатиновую косоворотку. На ногах — крепкие яловые сапоги с побелевшими от долгой вымочки носками и короткими, уходящими под напуск широких штанов голенищами. Его крупное лицо, с широко, по–монгольски, расставленными серыми глазами, было спокойным, задумчивым и чуть скорбным.

Второй был пожилым, лысым, сутулым. Кутая подбородок в мягкий, с выпушкой романовский полушубок, он то и дело косил по сторонам внимательным взглядом, переходил с места на место и, прикидываясь глухим, спрашивал:

— Кто говорит? A-а, да–да… А что он сказал? Да, да, понятно.