Трагедия о Гамлете, принце датском

Первый комик. Из всех дней в году я взялся за это дело как раз в тот день, когда наш покойный король Гамлет победил Фортинбраса.

Гамлет. А когда это было?

Первый комик. Разве вы не знаете? Да это скажет каждый дурак. Это было в тот самый день, когда родился молодой Гамлет. Тот самый, который сошел с ума и которого послали в Англию.

Гамлет. Но почему же его послали в Англию?

Первый комик. Да потому, что он сошел с ума. Он там выздоровеет. А если и нет, то там это неважно.

Гамлет. Почему?

Первый комик. Там этого не заметят. Там все такие же сумасшедшие, как и он.

Гамлет. А как же он сошел с ума?

Первый комик. Говорят, очень странным образом.

Гамлет. Как это "странным образом"?

Первый комик. Да так, потеряв рассудок.

Гамлет. На какой почве?

Первый комик. Как на какой? На здешней, на датской. Я служу здесь могильщиком, подмастерьем и мастером тридцать лет.

Гамлет. Как долго может пролежать человек в земле, прежде чем сгниет?

Первый комик. Да если он не сгнил еще до смерти, - а теперь у нас много сифилитических мертвецов, которым трудно дотянуть и до погребенья, - человек может пролежать в земле лет восемь или девять. Дубильщик пролежит девять лет.

Гамлет. Почему же он пролежит больше всех?

Первый комик. Да как же, сэр, его кожа настолько продубилась от его ремесла, что она долгое время не пропускает воды. А вода - сильно действующий разложитель этих паршивых трупов. Вот череп: этот череп пролежал в земле двадцать три года.

Гамлет. Чей он?

Первый комик. Паршивого сумасшедшего парня. Как вы думаете, чей?

Гамлет. Нет, не знаю.

Первый комик. Чтоб чума его пробрала, сумасшедшего плута! Он однажды вылил мне на голову бутылку рейнского вина. Этот череп, сэр, принадлежал Йорику, королевскому шуту.

Гамлет. Этот?

Первый комик. Этот самый.

Гамлет. Дай посмотреть. (Берет череп.) Увы, бедный Йорик! Я знал его, Горацио. Этот малый был бесконечно изобретателен в шутках, он обладал превосходной фантазией. Он носил меня на спине тысячу раз. А теперь, как претит это моему воображению! Меня мутит, когда я гляжу на него. Здесь были губы, которые я целовал так часто. Где теперь твои шутки? Твои прыжки? Твои песни? Твои вспышки веселости, от которых, бывало, все сидевшие за столом заливались от хохота. Разве не осталось ни одной шутки, чтобы поиздеваться над собственным оскалом? Что же, совсем приуныл? Ступай в комнату знатной дамы {236} и скажи ей, пусть покроет лицо краской толщиной в дюйм, - все равно она будет такой. Пусть она посмеется над этим. Прошу тебя, Горацио, скажи мне одну вещь.

Горацио. Что такое, милорд?

Гамлет. Думаешь ли ты, что у Александра был такой же вид в земле?

Горацио. Точно такой.

Гамлет. И от него так же пахло? Фу! (Кладет череп {237}.)

Горацио. Точно так же, милорд.

Гамлет. На какое низкое употребление мы можем пойти, Горацио! Почему бы воображению не проследить за прахом Александра, пока он не окажется затычкой в бочке?

Горацио. Рассматривать дело так, значило бы рассматривать его уж слишком подробно.

Гамлет. Нисколько, честное слово! Почему бы не проследить за ним, не преувеличивая и следуя вероятности, примерно так: Александр умер, Александра похоронили, Александр превратился в прах; прах - земля, из земли мы делаем замазку; почему бы из той замазки, в которую он превратился, не сделать затычки для пивной бочки?

"Властительный Цезарь, мертвый и превратившийся в глину, может заткнуть дыру, чтобы не было сквозняка. Ах, подумать только, что та самая земля, которая держала весь мир в страхе, чинит стену от зимней стужи!" Но, тише, тише! Отойдем в сторону. Сюда идет король.

Входит священник {238}, за ним несут гроб с телом Офелии; входят король,

королева, Лаэрт и свита.

Королева, придворные... Кого это они провожают в могилу? И с такими сокращенными обрядами {239}. Это означает, что тот, кого они провожают в могилу, отчаянной рукой лишил себя жизни. Это кто-нибудь из знатных. Спрячемся и будем наблюдать.

Лаэрт. Какие еще будут обряды?

Гамлет. Это Лаэрт, весьма благородный юноша. Наблюдай!

Лаэрт. Какие еще будут обряды?

Священник. Мы исполнили все те обряды на ее похоронах, какие разрешает церковный устав. Смерть ее сомнительна. Если бы верховный приказ {240} не оказался сильнее церковных правил, она лежала бы в неосвященной земле до трубы Страшного суда; вместо благородных молитв ее забросали бы черепками, кремнями, камешками {241}. Но, как полагается при погребении девушки, нам разрешили украсить церковь гирляндами и бросать в ее могилу цветы, а также похоронить ее с колокольным звоном на кладбище.

Лаэрт. Больше не будет обрядов?

Священник. Нет, не будет. Мы осквернили бы погребальную службу, если бы пропели над ней Реквием и другие молитвы о вечном покое, как над теми, кто почил в мире.

Лаэрт. Опустите ее в землю. И пусть из ее прекрасного и неоскверненного тела вырастут весной фиалки. Говорю тебе, подлый поп: моя сестра будет ангелом и будет прислуживать богу, когда ты будешь выть в аду.

Гамлет. Как! Прекрасная Офелия!