Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

6. Всех, обращающихся к нам иноепархиальных епископов и мирян с просьбой возглавить их и принять в молитвенное и каноническое общение, мы не отторгали и не отторгаем от единства церковного и, внося мир, направляем их непосредственно к Вашему высокопреосвященству и Синоду, предварительно, насколько возможно, успокоив их смущенную религиозную совесть.

Да послужат эти наши разъяснения, при помощи Божией, ко благу и миру церковному».

Письмо подписали митрополит Агафангел, архиепископ Варлаам и епископ Евгений (архиепископ Серафим в это время находился в ссылке в одном из монастырей Могилевской епархии, откуда продолжал свои обличения, обвиняя митрополита Сергия в тяжком грехе «увлечения малодушных и немощных братий наших в новообновленчество»).

Хотя митрополит Сергий прекрасно понимал, что вся его практика административного насилия подрывается позицией мирополита Агафангела («пятый же пункт заявления и совершенно отнимает надежду на устранение произведенного соблазна», – говорится в постановлении Синода от 17/30 мая), однако он в расчете на обещанную пассивность и почтенный возраст митрополита Агафангела предпочел сделать вид, что примирение достигнуто, и объявил об этом всей Церкви. Расчет вполне оправдался: митрополит Агафангел, не предприняв более никаких новых действий, через полгода умер (в г. Кинешме, в возрасте 74 лет), а версия о его «примирении» с митрополитом Сергием бытует и поныне…

В качестве доказательства принятия митрополитом Агафангелом точки зрения митрополита Сергия, архимандрит Иоанн (Снычев) приводит ответ митрополита Агафангела на запрос одного протоиерея из г. Майкопа:

«Правда ли, что соединились канонически с митрополитом Сергием?».

«Верно. Митрополит Агафангел».

Между тем совершенно ясно, что ни о каком изменении позиции митрополита Агафангела это не свидетельствует, т. к. в документе от 27 апреля /10 мая он именно и утверждает, что находится в молитвенном и каноническом общении с митрополитом Сергием, принципиально власть его признает, обращающихся к нему иноепархиальных клириков направляет к митрополиту Сергию, предварительно успокоив их совесть.

Митрополит Агафангел совершает ошибку, принципиально признавая власть митрополита Сергия как главы церковного управления, – но эта ошибка придает еще большую значимость его главному утверждению: «распоряжения, смущающие религиозную совесть и нарушающие каноны, исполнять не можем». Это утверждение принимает характер нормы церковной жизни, даже и при законном первоиерархе. Действительно, если отношение к церковной власти мыслится так, что имеется в виду необходимость выполнения любых ее распоряжений, включая и такие, которые противоречат религиозной совести и нарушают каноны, то такое понимание явно вскрывает какое-то грубое искажение самых первооснов представления о Церкви. И в деле преодоления этого искажения выдающуюся роль сыграл митрополит Агафангел, словом и делом утверждавший начала церковного братолюбия и церковной свободы.

Вглядываясь в благостный духовный облик этого сподвижника патриарха Тихона, мы невольно вспоминаем другого русского иерарха, который в те же годы вел ту же борьбу за церковную свободу – в других условиях, но против того же косного духа административного насилия и вовлеченности Церкви в мирскую политику, против того духа, который не один митрополит Сергий унаследовал от прошедшей эпохи. И подводя итог духовному подвигу митрополита Агафангела, напомним слова о церковной свободе, которыми подвел итог своему жизненному пути митрополит Евлогий (Георгиевский):