Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Таким образом, патриарх Тихон открыл Церкви имена тех избранников, которых он, по поручению собора, наметил в 1918 г. и которые были наделены собором чрезвычайными полномочиями – всей полнотой «патриарших прав и обязанностей». Однако большинство собравшихся архиереев восприняли это распоряжение как «Завещание» (так называет этот документ и сам митрополит Петр в своем первом послании). В этой нечеткости понимания соборного происхождения власти Чрезвычайных местоблюстителей уже скрывалась опасность будущих тяжких ошибок. Но никто не мог тогда предполагать, что эти, на первый взгляд, «тонкости» в действительности будут определять судьбу Русской церкви. Все покрывалось благоговением перед волей почившего патриарха и сознанием необходимости иметь единственного и бесспорного возглавителя Церкви. В сознании архиереев, в их понимании благодатной природы церковной власти на первый план выступила идея «благословения на послушание», игравшего столь важную роль в русской церковной и, в особенности, монашеской жизни. Отсюда – и представления о «преемстве власти» и о «послушании во исполнение воли почившего патриарха», выраженные в тексте заключения, подписанного архиереями. Сама по себе идея «благословения» выражала собой дух синергизма – это было стремление к тому, чтобы каждое человеческое действие освятить участием Божественной благодати; послушание перед старшими выражало собой отказ от личного своеволия, готовность подчинить себя воле Божией. Но в то же время не было достаточно осознано, что Патриаршее служение не есть обычное монашеское «послушание»; что харизма первосвятительской власти дается лишь при условии соборного избрания и путем завещания или благословения передаваться не может.

Текст заключения, подписанный присутствовавшими архиереями, звучал так:

«Убедившись в подлинности документа и учитывая 1) то обстоятельство, что почивший патриарх не имел иного пути для сохранения в Российской церкви преемства власти и 2) что ни митрополит Кирилл (Смирнов), ни митрополит Агафангел (Преображенский), не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, мы, архипастыри, признаем, что высокопреосвященный митрополит Петр (Полянский) не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего патриарха должен вступить в обязанности Патриаршего местоблюстителя».

Первой под документом стояла подпись митрополита Нижегородского Сергия – он снова был самым авторитетным иерархом и, возможно, одним из главных составителей текста заключения… Помимо идеи «послушания» в этом коротком тексте выражена еще одна очень сомнительная мысль: епископы соглашаются с распоряжением патриарха на том основании, что он «не имел иного пути для сохранения в Российской церкви преемства власти»! Но правилен ли этот «путь» по существу, в заключении не говорится ни слова: это умолчание могло наводить на мысль, что «сохранение преемства власти» есть та цель, которая оправдывает и не совсем правильные средства. Но если путь завещания – канонически неверный, а «другого пути у патриарха не было», то это означало бы лишь то, что Господь временно лишает Русскую церковь «преемства власти», т. е. оставляет ее без центрального управления. Если бы это было так, то следовало смириться с этим фактом, засвидетельствовать его перед всей Церковью и затем руководствоваться церковными установлениями, предусматривающими такую ситуацию. Дело здесь не в каноническом «буквоедстве», а в готовности подчиниться воле Божией, даже когда она нам не вполне понятна или противоречит нашим расчетам и соображениям. Святые каноны, или правила церковные, для того и существуют, чтобы положить границу нашей самостоятельности, даже когда мы руководствуемся самыми благими намерениями, и открыть дверь для проявления воли Божией. Это также входит в практику синергизма.