В некоторых же случаях поляки, употребляя язык патриотической мобилизации, использовали воззвание великого князя и германофобию военного времени вполне прагматично, пытаясь добиться принятия выгодных для них конкретных решений. Так, житель Петрограда А.Ф. Здзярский, узнав о распоряжении администрации Варшавского учебного округа, запрещающем преподавание истории и географии на польском языке, направил 28 октября 1914 года письмо попечителю округа Г.В. Левицкому. С недоумением, искренним или наигранным, он заявлял о том, что подобное решение выгодно только «врагам славянства», и «объяснял» его «немецким влиянием и немецким происхождением» товарища министра просвещения. «Со слезами на глазах» он просил отмены злополучного распоряжения «в виду исторического воззвания Верховного Главнокомандующего и наступающей новой эры сердечного сближения…»1041
. Показательно, что автор письма пытался преодолеть традиционную и давнюю полонофобию русской бюрократии с помощью модной и патриотичной германофобии военного времени. Великий князь, известный противник немцев, использовался в данном случае как важный символический союзник поляков для достижения определенных целей.Какая-то часть польского общественного мнения полагала, что именно Верховный главнокомандующий возглавит в будущем новое территориальное польское образование, у некоторых поляков, похоже, это вызывало положительную реакцию. Доцент Варшавского ветеринарного института В.Ф. Евтихеев писал в апреле 1915 года, подтверждая некоторые заявления российской прессы: «Отношение к русским радикально изменилось: лучше русских-братьев теперь никого нет. Громадной популярностью пользуется Великий Князь Николай Николаевич. Его Поляки прочат себе в наместники»1042
.Довольно скоро появились даже слухи о том, что великая княгиня Анастасия Николаевна, честолюбивая жена великого князя Николая Николаевича, мечтает о том, чтобы ее муж стал в будущем монархом Галиции. Об известной распространенности подобного слуха свидетельствует тот факт, что обеспокоенный Распутин ранней осенью 1914 года сообщил о нем императрице. Царица Александра Федоровна, которая весьма не любила великого князя, а еще менее – его энергичную супругу, в свою очередь, сразу же проинформировала об этом Николая II в письме от 20 сентября1043
.Возможно, слухи о претензиях великого князя на польскую (или галицийскую) корону были связаны с тем, что в некоторых правительственных кругах он рассматривался в качестве кандидата на должность наместника императора в Польше после окончания военных действий. Военный министр генерал В.А. Сухомлинов писал начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Н.Н. Янушкевичу 2 марта 1915 года: «Приходится теперь уже наметить для Кавказа и Царства Польского будущих наместников. … Что же касается Царства Польского, то если бы только согласился великий князь Николай Николаевич – это было бы бесспорно лучшим решением»1044
. Можно предположить, что военный министр, поднимая этот вопрос, либо пытался таким образом преодолеть плохое отношение к нему со стороны великого князя, либо производил политическое зондирование, желая получить важную информацию, которую он мог бы использовать в своих целях против Верховного главнокомандующего – своего давнего недоброжелателя (интересно, что в письме упоминается и должность царского наместника на Кавказе, которую великий князь затем и занял).Однако, если верить Янушкевичу, великий князь Николай Николаевич неоднократно категорически отвергал этот высокий пост. Он утверждал, что желает как можно скорее вернуться к частной жизни в своем любимом имении. В ответном письме Сухомлинову Янушкевич сообщал: «В[еликий] к[нязь] говорил не раз мне и при мне другим, что его заветная мечта после войны получить право не возвращаться ни к какой должности и проживать ¾ года в Першине – Тульской губернии»1045
.Но даже если начальник штаба Верховного главнокомандующего точно передавал его слова, был ли совершенно искренним великий князь? Возможно, он отвергал примирительный жест военного министра, желавшего восстановить отношения с могущественным Верховным главнокомандующим. Еще более вероятно, что великий князь Николай Николаевич не хотел возбуждать никаких сомнений у императора по поводу своих честолюбивых планов относительно организации власти после войны, если даже они у него действительно существовали.
Если какая-то часть российских поляков готова была видеть в великом князе своего будущего короля, то многие относились к воззванию гораздо более осторожно, а то и попросту отрицательно. О скептическом отношении ряда поляков к воззванию сообщали и русские жители Варшавы. Один из них писал в ноябре 1914 года: «Вчера зашел ко мне пан Вольский. Из его слов видно, что польское общество плохо настроено, не верит обещаниям Верховного Главнокомандующего»1046
.