Трагический эксперимент. Книга 3

“Рано или поздно, — говорил тот, — иностранным державам придётся вмешаться в наши дела, точно так же как вмешиваются врачи, чтобы излечить больного ребёнка и поставить его на ноги… Впрочем, возможно, такое вмешательство не будет необходимым. Транспорт развалился, фабрики закрываются, и немцы наступают. Может быть, голод и поражение пробудят в русском народе здравый смысл…”

Страна вовсю разваливалась географически. На Дону образовалась казачья республика, подчинявшаяся только своим атаманам. Такое же независимое казачье государство появилось на Кубани. В Гельсингфорсе сейм объявил Финляндию автономной и потребовал вывода русских войск. Украинская рада прихватила в своё новообразованное государство земли вплоть до Урала и начала формировать национальную армию. Сибирь и Кавказ требовали отдельных учредительных собраний. Большевики ещё только собираются взять власть, они пока что тут совершенно ни при чём, это всё так же результат деятельности Временного правительства, господ либералов, теперь уже совместно с социалистами.

В Зимнем бродила мысль о том, чтобы перенести столицу в Москву и бросить Петроград на произвол судьбы и германской армии.

Родзянко (тот самый, председатель Государственной думы) в либеральной московской газете “Утро России” писал: “Я думаю, Бог с ним, с Петроградом… Опасаются, что в Питере погибнут центральные учреждения (т. е. Советы и т. д.) На это я возражаю, что очень рад, если все эти учреждения погибнут, потому что, кроме зла, России они ничего не принесли”.

Трудно сказать, в какой мере беды той мрачной осени были следствием общей разрухи, а в какой — рукотворными в попытке унять революцию. “Американцам показалось бы невероятным, что классовая борьба могла дойти до такой остроты”, — писал Джон Рид.

Спекулянты пользовались всеобщей разрухой, наживали колоссальные состояния и растрачивали их на неслыханное мотовство или на подкуп должностных лиц. Они прятали продовольствие и топливо или тайно переправляли их в Швецию. В первые четыре месяца революции, например, из петроградских городских складов почти открыто расхищались продовольственные запасы, так что имевшийся двухгодовой запас зернового хлеба сократился до такой степени, что его оказалось недостаточно для пропитания города в течение одного месяца… Во всех магазинах крупных городов находились целые тонны продовольствия и одежды, но приобретать это могли только богатые.