Многие думают, что это Октябрьский переворот вышиб Россию из седла великих держав, а Февральский вышиб только царя. Что ж, послушаем Коковцова: «Весна 1917 года прошла в каком-то чаду, под неумолкаемый гул выстрелов на улицах и под гнётом ежедневных декретов Временного правительства, расшатывавших нашу государственную машину с какою-то злорадною поспешностью и незаметно, но верною рукою подготавливавших захват власти большевиками» (там же, стр. 413). Арестованный ЧК, у которой не нашлось никаких придирок к бывшему царедворцу, Владимир Николаевич больше не стал испытывать судьбу, ушёл по финскому льду вместе с женой в эмиграцию и оказался в Париже как раз в тот момент, когда Верховный совет Антанты приготовился делить «трофеи» Первой мировой войны.
Тут и спохватилась вся старая русская дипломатия, ещё сидевшая в своих посольствах, которые, правда, пришлось переименовать в офисы: а Россия?! а наш Коковцов?! Нашли Коковцова. Но приглашение на пир победителей не получить без полновесного мандата, а какое правительство могло его дать? Временное? Его уже нет. Советское? От него не дождёшься, да ему уже и так отказали. В стране кипела Гражданская война, и, как пузыри, тут и там нарождались всё новые «республики» и «правительства». Таких бантустанов на пространствах российских образовалось около тридцати. Три из них, самые крупные, подтвердили готовность прислать свои мандаты в Париж, и подписи какие: Деникин, Чайковский, Колчак! Правительство Юга России, правительство Севера России и даже «правитель всея Руси», продолжавший кататься по Транссибирской магистрали. Но когда окончательно стали взвешивать мандаты и соотносить их с буквами, выяснилось, что всю эту «шрапнель» от Российской империи Антанта признаёт только де-факто, а де-юре ни одну единицу и не собирается признать. На том и закончилась дипломатическая карьера Коковцова, которую он сам определил, как «сидение в передней».
Но разорвали Россию на клочки не в Париже. Там Антанта только подвела итоги своей предыдущей, Петроградской конференции вместе с итогами Февральской революции, что соединить было вполне правомерно.
Что у дипломатов ещё на уме, то уже на языке у шпионов. Генерал-майор Петербургского департамента полиции П. П. Заварзин, и глава английской военно-разведывательной миссии в России Сэмюэль Хор в феврале были по разные стороны баррикад. Обоим пришлось покинуть Россию не по своей воле. Как же они увидели конец того мира, в котором ещё совсем недавно были недругами?
Сначала слово Заварзину: