Поздно утром мы поднимаемся наверх, где обнаруживаем совершенно синее, свежевымытое небо, южный берег Танджунг-Тохора на расстоянии 200 метров от нас и 60 сантиметров воды под килем. Мы еще не совсем опомнились от ночной сумятицы, и я даю торжественное обещание никогда не плавать ночью вдоль этого берега. Чтобы доказать свою решимость на деле, после завтрака поднимаю якорь только для короткого 20-мильного броска до Муара. Здесь мы поднимаемся вверх по реке, чтобы за полчаса до наступления темноты пришвартоваться у пустынной пристани, не обнаруживая ни единого буя из тех, что с такой трогательной заботой обозначены на карте. На следующий день нам остается покрыть не более 20 миль, чтобы добраться до Малакки, сделав поворот у острова Бесар при основательных шквалах с дождем, которые значительно сократили видимость. Острова и скалы, столь многочисленные в этом месте, полностью скрываются из виду, а за короткие промежутки прояснения я спешу определиться по компасу и отмечаю свое положение на карте, прежде чем меня ослепит следующий ливень. Вход в Малакку образуют два длинных перпендикулярных мола, которые на несколько сот метров удлиняют устье реки. Глубины на входе незначительны, и он не слишком широк. Суда становятся на якорь в открытом море, грузятся и разгружаются при помощи плоскодонных шаланд. Но мы обнаруживаем две китайские шхуны значительных размеров, пришвартовавшиеся к северному молу, и это нас успокаивает. Я очень доволен тем, что нам не нужно стоять несколько дней вдали от берега, на открытом рейде.
Малакка — очаровательный город, пожалуй самый интересный в Малайзии, хотя и менее красивый, чем Пенанг. Она не так эффектна, но зато у нее более богатая история и больше памятников былой славы. Далеко в прошлое канули дни авантюр, когда португальцы, голландцы и англичане сражались здесь за ключ к проливам. Вот она «Фамоза» («Прославленная»), построенная Албукерки: ров, окруженный палисадом, и бревенчатая крепость, занимавшая ключевую позицию в тогдашнем мире. Но развалины собора святого Павла на вершине холма еще овеваются теми же бризами, которые смущали покой строителей колониальной империи. Гигантские надгробья с великолепной резьбой воздвигнуты у розовато-красных стен, поросших мхом; стертые гербы в форме забытых нефов, дерзкие девизы и изображения черепов и скрещенных берцовых костей под ними напоминают редким посетителям о том, что даже самым отважным завоевателям суждено превратиться в прах. Улицы вымощены продолговатыми круглыми валунами; они змеятся узкими проходами меж слепых стен и погруженных в дрему пакгаузов, возбуждая воспоминания о скрытой жизни, кипевшей здесь, о прохладных садах, спрятанных за стенами, о безмятежности монастырей, о пышных тайных притонах князей-купцов. Здесь царит спокойствие мертвой планеты. С трудом верится, что об этих местах первый европеец, ставший здесь на землю около 1500 года, писал как «о самом богатом морском порте, посещаемом наибольшим числом негоциантов, и с таким обилием кораблей, которые нельзя встретить нигде в мире». Как успокаивает нас Малакка после шумной суеты и треволнений, пережитых в Сингапуре!