Трагикомические новеллы

В пятидесяти шагах от блаженного обиталища своего божества он увидел, как открывается дверь и оттуда выходит женщина, весьма похожая на его ангела, столь редко доступного взорам. Он не мог себе представить, зачем одинокая женщина в такой час и столь смело могла зайти в большое необитаемое строение, недавно разрушенное пожаром. Чтобы уяснить себе это, он обошел вокруг развалин, имевших несколько выходов, желая поудобнее приблизиться к особе, за которой следовал. Он представлял себе, что это могла быть Серафина, назначившая свидание его сопернику в этом странном месте, не отваживаясь принять его у себя; он не желал доверяться третьему лицу в деле, которое во что бы то ни стало должно было остаться тайной, а если бы подозрение оказалось правдой, он решил умертвить своего соперника и отомстить Серафине, осыпав ее колкими упреками. Возможно бесшумнее пробрался он в такое место, откуда увидел, как она — ибо это была она — сидит на земле и стонет подобно человеку, испускающему дух, одним словом — увидел, как она с ужасающей мукой рожает маленькое создание, изготовление которого, может быть, доставило ей большое удовольствие. Едва успела она разрешиться от бремени, как мужество придало ей силы, и она вернулась тем же путем, каким пришла, более не заботясь о младенце, которого только что произвела на свет. Предоставляю вам судить, каково было удивление дона Педро. Тут-то он понял истинную причину болезни своей дамы, он ужаснулся грозившей ему опасности и возблагодарил бога за то, что тот уберег его. Как человек благородный он не захотел мстить неверной в ущерб чести знаменитого рода и при всем своем справедливом озлоблении не желал дать погибнуть невинному созданию, лежавшему у его ног и отданному в жертву первой же собаке, которая нашла бы его. Он завернул младенца в свой носовой платок, за отсутствием чего-либо другого, и со всей возможной поспешностью отправился к знакомой повивальной бабке, чьим попечениям доверил ребенка, передав его прямо ей в руки и вручив повитухе деньги для покупки всего необходимого. Повивальная бабка, получив хорошую плату, прекрасно исполнила свои обязанности, и на следующий же день ребенок имел кормилицу, был окрещен и назван Лаурой, ибо это была девочка.

Между тем дон Педро посетил одну из своих родственниц, пользовавшуюся большим его доверием; он сказал ей, что свое намерение жениться в таком юном возрасте сменил на мысль отправиться путешествовать. Он попросил ее взять на себя управление всем его имением, принять к себе маленькую девочку, каковую признал своей дочерью, просил ничего не жалеть для ее воспитания и поместить ее, по причинам, о которых она когда-нибудь узнает, в монастырь в возрасте трех лет и прежде всего распорядиться, чтобы она ничего не знала о делах мирских. Он передал своей родственнице все необходимые доверенности на управление имением, захватил деньги и драгоценности, раздобыл себе верного слугу и перед отъездом из Гренады написал письмо Серафине. Письмо это она получила в то время, как извещала родителей, что ее болезнь больше не служит препятствием к свадьбе. Однако из письма дона Педро она поняла, что он знает все случившееся с нею, и это обстоятельство внушило ей другие мысли. Все ее помыслы были теперь обращены к богу, и немного спустя она поступила в монастырь, чтобы никогда не покидать его: ее не тронули мольбы и слезы родителей, делавших все возможное, лишь бы отговорить ее от подобного решения, тем более странного для них, что причины его они угадать не могли.

Предоставим им оплакивать дочь-монахиню, которая в свою очередь плачет без вины. Предоставим расти и хорошеть ее маленькой дочери Лауре, мы же посмотрим, что делает на севильской дороге дон Педро, не перестающий думать о случившемся с ним приключении и чувствующий величайшее отвращение к браку после того, как имел сильнейшее желание его испробовать. Все женщины внушают ему страх, и, не считаясь с тем, что бывают женщины хорошие и плохие, как это случается и с мужчинами, он решил для себя всегда их остерегаться, и притом умных — еще больше, чем глупых, в согласии с мнением людей, убежденных, что женщина знает больше, чем следует, если она знает что-нибудь сверх домашнего хозяйства и воспитания детей.

Убежденный в истинности этих еретических учений, он прибыл в Севилью и остановился у дон Жуана такого-то, человека богатого и высокопоставленного, своего родственника и друга, не позволившего ему искать прибежища где-либо вне его дома. Красота Севильи вселила в дона Педро желание остаться там дольше, чем он предполагал, а его двоюродный брат дон Жуан, желая сделать пребывание в городе приятным для гостя, в короткий срок показал ему все, что там есть самого замечательного.