– Мне всегда было интересно, почему ты считаешь меня врагом? – вдруг грустно проронил Ханнелиум. – Я никогда не желал тебе зла и с радостью уступил бы свой пост Властителя судеб. Не моя вина, что я появился на свет раньше и по праву старшинства стал Нефритовым императором. Но ты, похоже, до сих пор не можешь мне этого простить и считаешь, что я только и жду возможности тебе навредить.
– Потому что прямо сейчас ты радуешься моему возможному краху! – выпалил Син, гневно вскинув голову. – Ты хочешь, чтобы эта девчонка уничтожила меня, именно поэтому взялся ей помогать!
В глазах Ханнелиума разлилась грусть.
– Я не хочу твоей смерти, ведь ты мой брат. Все, что мне нужно, – чтобы ты был счастлив. Но Енын абсолютно права: невозможно стать человеком, не являясь им в душе. А пока еще ты все тот же холодный, равнодушный дух, который считает всех пылью под ногами. И пока ты не научишься любви и состраданию, человеком тебе не быть, сколько бы туфелек ты ни украл.
Нефритовый император вздохнул и растворился в туманной дымке, оставив Сина на растерзание его сомнениям и страхам.
– Что здесь делал твой брат? – из неприятных раздумий его вывел появившийся в пещере Имуги.
– Откуда ты… Ах да, ты же видишь сквозь стены… – Син потер переносицу и посмотрел на друга. – А ты где был?
Змей прятал за спиной какой-то сверток и выглядел не то смущенным, не то счастливым.
– Да так, вышел прогуляться, – уклончиво ответил он.
– Что там у тебя? Покажи.
– Да ничего особенного, просто… – Он нехотя показал обернутый бумагой сверток, в котором, судя по запаху, были какие-то травы.
Син удивленно поднял брови.
– Хэиль вчера поранилась, когда вы ходили к шаману… вот я и сбегал к лекарю. Не знаю, помогут ли эти травы кумихо, но ведь она наполовину человек, значит, должны, – смущенно пробормотал змей.
– Ее рана совсем не серьезная, к тому же, вероятнее всего, уже затянулась. Быстрее всего она вылечится, когда подпитается энергией ци[24]
, и твои припарки ей совершенно ни к чему, – резонно заметил Син и тут же пожалел о своих словах, когда увидел, как погрустнело лицо друга. – Но возможно, она оценит твои старания и позволит хотя бы поговорить.Син мысленно отругал себя за бестактность, ведь наверняка Имуги побежал за лекарствами не потому, что всерьез на них надеялся, а чтобы продемонстрировать своенравной кумихо свою искренную заботу.
– Она сейчас у себя, иди к ней, – сказал он, похлопав друга по плечу.
– Не знаю, пустит ли она меня… – Имуги выглядел не только печальным, но и больным. И без того бледное лицо стало совсем белым, и Син поспешил наполнить пустую бочку водой.
– Ты ведь понимаешь, что она тоже любит тебя. И простить за все случившееся не может не тебя, а в первую очередь саму себя. Ей просто нужно кого-то обвинить, чтобы ее боль хоть немного стала меньше.
– С каких пор ты стал так хорошо разбираться в чужих чувствах? – грустно усмехнулся змей и, тяжело вздохнув, отправился в глубь пещеры, нервно прижимая сверток с лекарствами к груди.
«И правда, когда?» – мысленно ухмыльнулся Син и подошел к беспокоившей его рябине, невольно прислушиваясь к разговору в недрах пещеры.
– Со мной все в порядке, не надо изображать заботу, – донесся ворчливый голос кумихо.
– Я искренен, Хэиль, почему ты не хочешь даже выслушать меня?
– Потому что ты отнял у меня все, что было мне дорого, и никакие объяснения этого не изменят! – послышался шорох, и Син понял, что это на пол упали заботливо свернутые лекарства.
– Ты наказываешь меня уже больше ста лет! Неужели я не заслужил хотя бы шанса ради того, что между нами было когда-то! – взмолился Имуги, и Син с досадой покачал головой: все бесполезно. С этой девчонкой надо действовать по-другому, ни мольбы, ни извинения не смягчат ее – уж слишком она своенравна.
Она всегда была такой, только в юности, пока еще не превратилась в кумихо, в ней было больше теплоты и мягкости. Син много раз видел их драматичную историю в мыслях друга и понимал, что после всего произошедшего они вряд ли будут вместе.