Трансформация. Африканская история

Наконец вся компашка направилась искать выход, где, по словам Фонаря, их должен был встретить Мохаммед Али Баба. Белка же решила попробовать кенийское мороженое, но оно, к ее разочарованию, оказалось самым обычным. Вдруг девушка резко остановилась перед высоким полицейским, который с чувством глубочайшего собственного достоинства возвышался над всеми проходящими мимо.

– Excuse me, sir… – только она раскрыла рот, чтобы спросить что-то ведомое только ей, как произошло неожиданное событие.

Так как вся группа волочилась гуськом за Белкой, то при такой внезапной остановке шедший последним Фонарь с размаху налетел на Степаныча, тот – на Веню, ну а Веня уж влетел в Белку. Но самое любопытное было не это, а то, что Белка со своим мороженым угодила прямо в величественное пузо кенийского стража порядка. Несмотря на черный цвет кожи, все отчетливо увидели, как полицейский начал багроветь, а глаза его стали похожи на глаза бегемота, которого внезапно потревожили в его родном болоте. Ребята поняли, что эта остановка может быть последней, и побежали вперед, а Степаныч, оглядываясь назад, все кричал почему-то на французском:

– Пардон, мсье, великий пардон! Не со зла, поверьте!

Полицейский не понимал, что тот перед ним извиняется, для него тон этого странного краснолицего белого был очень вызывающим, и поэтому он жестом дал Степанычу понять, что уж его-то он точно запомнил.

На выходе они увидели коренастого невысокого черного мужчину в военной куртке, который держал в руках плакат с огромной надписью.

– О, смотрите! По всей видимости, это и есть Мохаммед Али Баба! – радостно закричал Фонарь.

– Ну, не знаю, не знаю, меня все-таки еще одолевают сомнения, – весело ответил Степаныч и легким шагом направился к мужчине, на которого указал Фонарь.

На плакате огромными буквами было написано: «Мохаммед Али Баба – это я!».

– О мои долгожданный, здоровый, любильный други! Вы есть наконец прибыль! Ура! – обнажил белоснежные зубы Мохаммед. – Привьет тьебе, друг мой Мишья! – потрепал он Фонаря по щеке.

– И вам здрасьте, – ответил тот.

– Как долетели, други? – участливо спросил Мохаммед и опять потрепал Фонаря по щеке.

– Долетели отлично, а вы можете не трогать мою щеку, в наших культурных традициях такое не предусмотрено, – начал протестовать молодой человек против такого бурного проявления радости со стороны сомалийца.

– О да, да, друг мой. Конечно, не обидивайся на глупого Мохаммеда! – улыбаясь, ответил африканец и опять повторил неприятную для того процедуру.

– Мои прэлестны други! Прошу в авто! – радостно сказал Мохаммед и кивнул на пыльный «Камаз» неопределенного цвета.

– Всегда мечтала покататься на таком танке, – сказала Белка и принялась залазить в кабину.

– Э… женщин! Туда тебе не можна. Очень не можна! Это место для храбрый воин! – внезапно грозно сказал Мохаммед и посмотрел на храбрых воинов – Фонаря, Степаныча и Веню.

– Полностью согласен с Вами, любезный Мохаммед! – игриво сказал Степаныч и первый полез в кабину.

– А тебье, женщин, сюда, – весело проговорил сомалиец и указал Белке на кузов, покрытый дырявым брезентом.

– Я вам всем это еще припомню! – с ненавистью сказала Белка своим одногруппникам и, кряхтя, стала карабкаться в кузов.

– Тебе помочь? – попытался подсадить Белку Фонарь.

– Руки убрал! – рявкнула Белка и свалилась куда-то вглубь кузова.

Когда все уселись, Мохаммед повернул ключ зажигания. Машина вздохнула, поплевалась в атмосферу и… ничего не произошло. Мохаммед попробовал снова и снова, а эффект был даже хуже предыдущих попыток: звуков из-под капота доносилось заметно меньше. Степаныч, почесав голову, сказал:

– Эх, неправильно, Мохаммед, ты заводишь такие машины. Дай-ка мне.

Мохаммед недоверчиво посмотрел на нового заморского напарника, однако уступил ему место за рулем. Степаныч повернул ключ и вслух выдал такую забористую тираду, что даже Белка прекратила верещать из кузова что-то по поводу козлов и сволочей. Машина, услышав знакомое наречие, весело заурчала и завелась. Мохаммед с уважением посмотрел на Степаныча и сказал:

– Я не верить, мой друг, в шаман и НЛО, но ты заставить меня подумать, что мир наш велик и содержит в себе большой тайна!

И, лучезарно улыбнувшись, Мохаммед от души утопил педаль газа.

Они ехали уже два часа. Фонарь и Веня со скучающими лицами созерцали однообразные равнины кенийской саванны. Степаныч рассматривал кабину грузовика, которая была увешана разными бусами и изображениями. Мохаммед тихонько напевал себе под нос какие-то народные африканские мотивы.

– А есть ли у тебя, уважаемый, хитрое устройство под названием радио? – спросил он Мохаммеда.

– Радио? Нету радио. Все продаль на рынок, все продаль. Давно продаль, – ответил, улыбаясь Мохаммед.

– Хм, а не спеть ли нам в таком случае песню?– предложил Фонарь.

Мохаммед задумался и вдруг тихонько начал напевать:

Эмпти спэйсес – уат уи а ливин фор

Эбандон плэйсес – Ай гес уи но зе скор

Он энд Он, даз энибади ноу уат уи а лукин фор.

Все тут же узнали бессмертный хит всех времен и народов и подхватили:

–Шоу маст гоу ооон!

Шоу маст гоу ооон!