Евразия в целом отличалась от Северной Америки тем, что ее западные и дальневосточные (японские) окраины оставили в прошлом постоянную угрозу голода только во второй половине XIX в., а остальная часть континента последовала за ними гораздо позже. Это не означает, что все слои общества в Японии и Западной Европе были избавлены от недоедания или недосыпания, а отдельные люди защищены от крайней нищеты, но это означает, что призрак неизбежного коллективного голода и массовых смертей от голода остался в прошлом. Необычным для Европы XIX века стало и другое древнее явление - голодное подчинение городов в ходе осадной войны. Заметным исключением стала осада Парижа в 1870-71 годах, когда немецкая блокада продовольствия и топлива отчасти стала причиной большего, чем обычно, числа смертей среди мирного населения, особенно среди малолетних и пожилых людей. Десятью годами ранее, в зимой 1861-62 гг., аналогичный эпизод произошел в Китае, когда императорские войска осадили город Ханчжоу, находившийся в руках повстанцев-тайпинов, а двухмесячная экономическая блокада привела к 30-40 тыс. смертей от голода среди гражданского населения. Во время Первой мировой войны одним из немногих примеров такой блокады была блокада, которую османские войска провели в 1915-16 гг. против британского гарнизона в Куте на Тигре, хотя в крепости было больше солдат, чем мирных жителей. Во время Второй мировой войны подобная форма ведения войны была применена против Ленинграда, причем с новым импульсом идеологической войны на уничтожение. Блокада целых стран и регионов - стратегия иного порядка, дважды реализованная в широких масштабах и каждый раз имевшая тяжелые последствия для мирного населения. В 1806 году Наполеон ввел так называемую Континентальную систему против Великобритании, которая в ответ пошла по спирали эскалации. А с августа 1914 (а тем более 1916) по апрель 1919 года Великобритания держала блокаду Германии.
7. Аграрные революции
Изменения в географии дефицита и избытка в XIX веке следует рассматривать на более широком фоне глобального развития сельского хозяйства. Значение сельского хозяйства в то время трудно переоценить: накануне Первой мировой войны большинство стран по-прежнему оставались аграрными, мир по-прежнему был миром земледельцев. Но это не означает, что данные общества находились в состоянии всеобщего застоя, который горожане любят приписывать чуждому им миру крестьянства. После середины XIX века мировое сельское хозяйство пережило необычайный бум, который в первую очередь проявился в увеличении площади обрабатываемых земель. В рисовых экономиках Восточной и Юго-Восточной Азии для такой экспансии буквально не было места. Но в Европе, России и неоевропейских заморских странах общая площадь пахотных земель за пять десятилетий выросла в 1,7 раза - с 255 млн. га в 1860 году до 439 млн. га в 1910 году - темпы роста, не имевшие прецедентов в истории. Западная Европа приняла в этом процессе лишь незначительное участие, а заселение и сельскохозяйственное освоение обширных канадских прерий началось только после 1900 года. Решающие успехи были достигнуты в США и России. Лишь в некоторых странах, по которым можно провести оценку, - прежде всего, в Великобритании и Франции - общая площадь земель, занятых под полевые и кустарниковые культуры, сократилась в период с 1800 по 1910 год. Однако прямой зависимости между промышленным ростом и сокращением сельскохозяйственных площадей нет, поскольку в США, Германии, России и Японии (где промышленные структуры появились не позднее 1880 г.) продолжалось экстенсивное развитие сельского хозяйства.
В период с 1870 по 1913 гг. мировое сельскохозяйственное производство росло в среднем на 1,06% в год, что намного выше, чем в период между двумя мировыми войнами. В расчете на душу населения прирост, конечно, был меньше. Но ежегодный прирост в 0,26% означал, что накануне Первой мировой войны на душу населения приходилось больше продовольствия и аграрного сырья, чем в середине предыдущего века. Этот результат складывался из весьма различных тенденций в отдельных странах. Но достижения отнюдь не были сосредоточены только на североатлантическом пространстве: рост производства в России был выше, чем в США, а такие разные по аграрной структуре страны, как Аргентина и Индонезия, занимали места в верхней части турнирной таблицы. За расширением производства скрывались огромные различия в производительности труда, а значит, и в соотношении затрат ресурсов и результатов. Например, урожайность с гектара в американском производстве пшеницы и в индийском рисоводстве в конце XIX века была примерно сопоставима, но производительность труда в США была в пятьдесят раз выше, чем в Индии.