Во-первых, вплоть до основания США - фактически до англо-американской войны 1812 г. - наиболее могущественные индейские народы оставались в определенной степени внешнеполитическими партнерами белых поселенцев, в отношениях, примерно аналогичных тем, которые существовали между царским государством и татарами, киргизами и казахами. В обеих частях света значительный сдвиг в соотношении сил произошел только в 1800 году. В Северной Америке индейцы так и не были интегрированы в общество по ту сторону границы, где жили поселенцы, но именно эта исключительность границы сделала возможным формирование "срединного пространства", смешанной или переходной зоны контакта. В отличие от этого, по выражению Андреаса Каппелера, царская империя имела «древние традиции полиэтнического симбиоза, восходящие к средневековью». Входившие в ее состав нерусские народы не были полностью безоружными, а их элиты в определенной степени признавались русскими в качестве самостоятельных аристократий. Более того, в неопределенных зонах на окраинах империи (на территории нынешней Украины и в других регионах) с конца XV в. существовали полуавтономные военизированные казачьи общества - форма, не имеющая аналогов в Северной Америке, но во многом схожая с бандейрантес в Бразилии. Казаки были типичными жителями приграничья, мало чем отличавшимися по образу жизни и военной тактике от соседних степных кочевников, таких как ногайские татары или калмыки. Издавна опасавшиеся царя, они вовсе не были охотными орудиями центральной власти в ранний период Нового времени.
Такие особые общества были преходящими по своей природе, поскольку в определенный момент они становились препятствием для развития прочных имперских или национальных структур. Подобно тому, как британское государство в 1720 г. приняло энергичные меры против карибских пиратов, ранее служивших ему в войнах с французами и испанцами, позиции казаков становились все слабее по мере того, как они теряли свою полезность в качестве буфера против степных кочевников и как царское государство напрямую отвечало за свои потребности в безопасности. Было бы неверно представлять себе казаков как "европейских" борцов с бесчинствующими азиатскими ордами. Во многом по своей социальной организации и культурным моделям они были ближе к своим соседям-кочевникам, чем к основному населению России. Особенно это проявилось на Кавказе, где терские казаки и горские народы Кавказа жили в тесном контакте, отражая боевую культуру друг друга. Для казаков русские купцы и караваны были более легкой добычей, чем их вооруженные соседи. В первой половине XIX века, когда царское государство принуждало терских казаков к борьбе с кавказскими народами, многие из них разделились в своих убеждениях или даже перешли на другую сторону, приняв ислам. Только в 1824 году они были официально приняты в состав Российского государства, что обязывало их нести службу и платить налоги.
Во-вторых, нельзя недооценивать роль армии США в боевых действиях с индейцами. Если не считать перерыва в Гражданской войне, то наибольшее количество войск на границе было развернуто в период между войной с Мексикой (1846-48 гг.) и испано-американской войной (1898 г.). Кульминация активности армии на американском Западе совпала с наступательными операциями царизма на Кавказе и против эмиратов Средней Азии (прежде всего Хивы и Бухары). Наиболее заметным отличием было то, что американская армия обеспечивала фланговую защиту частных поселенцев, участвуя, в конечном счете, в крупных полицейских операциях, а не в завоевательных кампаниях, в то время как царская армия стала инструментом завоевания, которому не предшествовали и не следовали сельскохозяйственные поселения. Продолжая прежнюю тенденцию, российское государство проявляло больше таланта к военным действиям, чем к планомерной организации новых поселений. Не обошлось и без экономических мотивов: завоевание Средней Азии вступило в решающую фазу в 1864 г., когда Гражданская война в США помешала поставкам хлопка для российской текстильной промышленности и Москва искала альтернативные источники. Более того, стратегические цели в противостоянии с Османской империей, Ираном и Британской империей были не менее важны, чем агрессивные решения армейских командиров на местах. Такой военный империализм не приводил к созданию границы. Это было государственное дело, которое неизменно сотрясало основы нерусских обществ, подвергавшихся нападению, но не приводило к построению новых типов общества.