В-пятых, классический поселенческий колониализм был исторической силой с огромной преобразующей энергией. Природная сфера испытала это на себе как никакая другая. Редко когда в истории относительно небольшие группы людей за столь короткий срок вносили столь радикальные изменения в окружающую среду, как это делали поселенцы в неоевропейских регионах мира. Это произошло еще до великих технологических революций, связанных с появлением трактора, искусственных удобрений и бензопилы с приводом. Долгое время европейские и евроамериканские переселенцы мало что знали о природе тех регионов, где они стремились устроить свою жизнь, и поэтому первым их рефлексом было освоение привычных аграрных ландшафтов. Основные успехи на первых порах были достигнуты в тех регионах, где природные условия напоминали европейские. Но со временем они осознали потенциал необжитых пространств, а также естественные пределы всех возможностей, открывавшихся перед колонизаторами. Скалистые горы, австралийская глубинка, канадский Крайний Север, болота Западной Сибири, сахарский юг Алжира - все это ставило перед переселенцами задачи такого масштаба, который европейцы даже не предполагали. Поселенцы разрушали экосистемы и создавали на их месте новые. Они уничтожали виды животных и заселяли новые - иногда намеренно, иногда как неосознанные носители "экологического империализма", который распространял формы жизни, от микроба и выше, по всей планете. Новая Зеландия, территория настолько далекая, что европейцы не рассчитывали туда вернуться в ближайшее время или вообще вернуться, произвела революцию в своей биологической структуре. Корабли капитана Кука казались Ноевым ковчегом, когда они сошли на берег в 1769 году в стране, где не было млекопитающих, кроме собак, летучих мышей и небольшого вида крыс. За несколько десятилетий до появления первых поселенцев вместе с Куком и его людьми прибыли крошечные патогены и великолепные свиньи - и остались. Затем поселенцы привезли с собой лошадей, крупный рогатый скот, овец, кроликов, воробьев, форель и лягушек, а также дичь, от которой английские джентльмены даже в колониях зависели как от любимого вида спорта. Маори, увидев в этом вторжении не только угрозу, но и возможность, с большим успехом занялись свиноводством. Шерсть стала основной статьей экспорта колонии: к 1858 году на двух островах насчитывалось 1,5 млн. овец, а через двадцать лет - 13 млн. Новая Зеландия была лишь особенно драматичным примером экологических изменений, которые колониализм поселенцев вызывал повсеместно. В XIX веке "Колумбийский обмен" растениями и животными превратился из трансатлантического в глобальное явление, а вторжение поселенческого сельского хозяйства стало более масштабным и глубоким, чем когда-либо прежде.
6. Завоевание природы: Вторжения в биосферу
Границы взаимодействуют друг с другом. Определенный опыт, полученный в одной из них, может быть впоследствии перенесен на аналогичные общие рамки в других местах. Пограничные войны средневековой испанской знати с исламскими королевствами и последующие нападения на коренное население Канарских островов сформировали тип характера, хорошо приспособленный для завоевания Америки. А люди, которые в XVII веке служили английской короне в Ирландии, впоследствии могли быть с успехом использованы за рубежом. Связанные международной торговлей, границы стали подвергаться адаптационному давлению со стороны мирового рынка; производители одних и тех же экспортных товаров - пшеницы, риса или шерсти - оказались в состоянии острой конкуренции. Зачастую для защиты своих интересов они использовали схожие стратегии. Например, в конце XIX века и Калифорния, и Австралия рассматривали садоводство и плодоводство как защиту от колебаний мировых цен на зерно. Границы также находились в экологических отношениях друг с другом. Обмен между ними все больше планировался, так, например, калифорнийцы импортировали австралийский эвкалипт как ключ к облесению засушливых ландшафтов, а Австралия переняла из Калифорнии монтеррейскую сосну как любимое плантационное дерево. За кажущейся невинностью ботанических экспериментов скрывались политические взгляды: многие в Австралии мечтали, что Пятый континент может стать второй Америкой.