Трансформация мира. История XIX века

В XIX веке Индия и Индонезия участвовали в общемировой тенденции вырубки лесов под монокультурные плантации (чай, кофе, хлопок, каучук, бананы и т.д.). Утилизация древесины была второстепенной задачей, главной же была древняя, теперь уже под влиянием капиталистических сил, цель - увеличение площади обрабатываемых земель. Именно этот мощный мотив послужил толчком к уничтожению лесов в прибрежных районах Бразилии. Кофе начали выращивать уже в 1770 г., а к 1830-м гг. кофе вытеснил сахарный тростник из числа основных коммерческих культур и сохранял это положение до начала 1960-х гг. Место для кофейного кустарника заняли в основном холмы, но без их прежней защиты земля подверглась быстрой эрозии и вскоре была заброшена. В основе этой мобильной экономики лежало убеждение, что кофейному кусту необходима "девственная" почва свежесрубленного леса. Таким образом, во второй половине XIX века кофейное хозяйство развивалось как своеобразная смесь современных и архаичных форм аграрного грабежа: хорошо видимая граница, неудержимо надвигающаяся на внутренние районы страны. С 1860-х годов строительство железных дорог позволило осваивать высокогорные районы на некотором удалении от побережья, в то же время из Южной Европы стали прибывать иммигранты, которые заняли место черных рабов на производстве. К 1900 году в стране насчитывалось 6 тыс. км железных дорог, и прокладка путей повсеместно привела к значительной вырубке лесов вместе с продвижением кофе. Методы возделывания не изменились: пожары по-прежнему играли важную роль, часто выходя из-под контроля, а свободный выпас скота на неогороженных землях препятствовал естественному восстановлению леса. Таким образом, землепользование в Бразилии не учитывало ни будущее леса как ресурса, ни долгосрочную устойчивость земледелия. Зачастую на месте леса оставалась лишь степь или неполноценный кустарник. Никто не был заинтересован в качественном лесе. Проще и дешевле было импортировать корабельную древесину из США или железнодорожные шпалы из Австралии.

Бразилия представляет собой экстремальный пример расточительного лесопользования, не контролируемого официальными органами. В отличие от колониального государства, которое в лучшем случае стремилось к долгосрочному сохранению ресурсов, независимое бразильское государство дало волю частным интересам. Уничтожение атлантических тропических лесов, начавшееся в португальский колониальный период, но по-настоящему развернувшееся только в период постколониальной империи (1822-89 гг.) и последующей республики, было одним из самых жестоких и масштабных процессов такого рода в современном мире, тем более что оно не приносило никакой пользы экономике в целом и не встречало никакого политического или научного противодействия, которое могло бы хотя бы замедлить процесс опустошения.

Одной истории европейского леса в XIX веке не существует, хотя бы потому, что вся полуостровная и островная часть континента (Иберия и Италия, Дания и Британские острова) к началу века практически не имела лесов (как и Нидерланды). Другой крайностью была Скандинавия, особенно Швеция и Финляндия. Здесь культурная близость к лесу, его огромные размеры по сравнению с численностью населения, постоянное включение леса в крестьянское хозяйство, четко выработанная государственная политика сформировали комплекс мотивов, благодаря которым скандинавские леса сохранились до наших дней. Совсем иная картина наблюдалась в Англии, где ненасытные потребности Королевского флота привели сначала к масштабной вырубке деревьев, а затем к неизбежным стенаниям по поводу стратегической опасности зависимости от иностранных источников древесины. Ведь для строительства одного крупного линейного корабля требовалось не менее 2 000 полностью выросших дубов лучшего качества. Дефицит древесины заставил Адмиралтейство уже в самом начале (под давлением Палаты общин) перейти на железные технологии; после 1870 г. повсеместно стало заметно, что это делает крупные корабли легче аналогичных, построенных из дерева, а с заменой железа на сталь этот эффект еще более усилился. Во Франции в период с 1855 по 1870 гг. флот также практически полностью перешел с дерева на железо. Это позволило снизить двойное давление, оказываемое на европейские леса со стороны судов и железных дорог. И в тот же момент, около 1870 года, хронический кризис британского сельского хозяйства создавал новые возможности для использования земли под лес. Вновь стали выращивать быстрорастущие пиломатериалы, и впервые лесные массивы стали обеспечивать рекреационные потребности городского населения. То немногое, что осталось от английского леса, стало объектом внимания природоохранных организаций.