Другой экологический вариант - игровая граница. В XIX веке мир все еще был полон человеческих сообществ, живущих за счет охоты, причем не только на американском Среднем Западе, но и в Арктике, в Сибири, в тропических лесах Амазонии и Центральной Африки. В то же время европейцы и евроамериканцы открыли для себя новые измерения старого промысла. То, что когда-то было аристократической привилегией и тренировкой воинственной мужественности, стало буржуазным в обществах Нового Света, где проживали представители среднего класса, а также в тех частях Европы, где буржуазия искала и находила возможность приобщиться к дворянскому образу жизни. Охота служила символической средой для сближения статусов. Дворянин охотился, но не каждый, кто увлекался этим хобби, становился дворянином; это была излюбленная тема для сатириков.
Новым аспектом стало нападение на экзотическую крупную дичь, самое масштабное и организованное со времен кровавых бойнь на аренах Римской империи, что для такого нетрадиционного комментатора, как Льюис Мамфорд, сделало римскую цивилизацию особенно отвратительной. В Африке, Юго-Восточной Азии и Сибири первые отчеты путешественников выражали удивление райским изобилием крупной фауны, но все изменилось, как только началась борьба за "цивилизацию" с дикими зверями. Во имя поддержания колониального порядка, для которого такая фигура, как тигр, могла быть только бунтарем, как реальным, так и символическим, диких животных убивали и похищали в огромных масштабах, чтобы удовлетворить любопытство посетителей зверинцев и цирков в столицах Севера и обеспечить зрелища для повышения престижа их правителей. Технической предпосылкой для этого стало распространение винтовки, которая позволила азиатам и африканцам подражать истребительной практике европейцев. Профессия охотника на крупную дичь появилась только после того, как широкое распространение получила винтовка с репитером, поскольку это уменьшило вероятность встретить воинственного тигра или слона с последним патроном.
Во многих азиатских обществах охота на крупную дичь была королевской прерогативой, но теперь, в соответствии с европейской моделью, к ней стали подключаться представители низших слоев аристократии. В Индии охота на тигра служила для закрепления союза англичан с туземными князьями, который был необходим для стабильности раджа. Махараджа и высокопоставленный чиновник колониального правительства могли мало что сказать друг другу, но они всегда могли найти общий язык в образе жизни охотника. Европейские пристрастия нередко имели и обратный эффект. В начале ХХ века султан Джохора - принца, владеющего внутренними районами Сингапура, зависимого от англичан, - считался великим охотником на тигров: в его дворце было выставлено тридцать пять чучел. Но он не шел по стопам предков, такой традиции не существовало. Султан из соображений престижа просто копировал поведение индийских махараджей, которые, в свою очередь, подражали британским правителям.
У деревенских жителей тоже не было традиции свирепого отношения к диким животным. Разумеется, между ними никогда не царила бесхитростная гармония. Тигры способны наводить ужас на целые районы, а деревни покидались, если невозможно было защитить скот (самое ценное, что у них есть), если заготовка фруктов и дров (занятие для молодых девушек и старух) становилась невозможной, или если в лапы диких зверей попадало слишком много детей. О таких случаях рассказывают жуткие истории, но и водяной буйвол, защищающий ребенка от тигра, - тоже популярная литературная тема. Некоторые регионы можно было пересечь только с большой долей риска. Люди, отправляющиеся в такое путешествие, часто ставили старую лошадь в хвост колонны, чтобы принести ее в жертву преследующему хищнику. На Западной Суматре еще в 1911 году тигр напал на почтовую карету и утащил ее водителя в джунгли.