Трансформация мира. История XIX века

В XIX веке охота была большим бизнесом в мировой экономике. Это было не совсем ново. Торговля пушниной, отнюдь не являющаяся абсолютно "досовременной" отраслью, охватывала континенты еще в XVII веке, а в 1808 году Иоганн Джейкоб Астор основал Американскую пушную компанию, ставшую впоследствии крупнейшей в США. Продвижение границы коммерческой охоты особенно пагубно сказалось на африканском слоне. В бурской республике Трансвааль до начала золотого и алмазного бума слоновая кость была, безусловно, самой важной статьей экспорта. Слонов массово истребляли, чтобы обеспечить Европу рукоятками ножей, бильярдными шарами и клавишами пианино. Только в 1860-х годах Великобритания импортировала 550 т слоновой кости в год из всех частей (еще не колонизированных) Африки и Индии; пик экспорта из Африки пришелся на 1870-1890 годы, на пик соперничества колониальных держав за территориальные владения. В те годы ежегодно убивалось от 60 до 70 тыс. слонов. В 1900 году Европа по-прежнему импортировала 380 тонн слоновой кости, представлявшей собой "урожай" от примерно 40 тыс. слонов, не имевших коммерческой ценности. После того как в ряде колоний произошел спад популяции слонов, приведший к первым робким мерам (в Британской империи) по их защите, последним источником бивней осталось Свободное государство Конго, находившееся под властью Бельгии, - не только место жестокой эксплуатации человека, но и гигантское кладбище для слонов. С начала XIX века до середины XX царственное животное исчезло из значительной части Африки, как из северного пояса саванн, так и из Эфиопии и всего Юга. Вплоть до Первой мировой войны в Африке убивали больше слонов, чем рождалось. Только в межвоенный период удалось создать нечто похожее на эффективную стратегию охраны вида.

Подобные истории можно рассказать и о многих других животных. Девятнадцатый век стал для всех них, как и для североамериканского бизона, веком беззащитности и массового истребления. Носорог представлял собой особый вызов для европейских охотников на крупную дичь. Но до недавнего времени именно спрос в Азии, а не в Европе, был его гибелью, поскольку и на мусульманском Востоке, и на Дальнем Востоке ценили вещество его рога и готовы были платить за него астрономические цены. Популярность шляп из страусиного пера привела к тому, что эту африканскую дикую птицу стали разводить на фермах, что, по крайней мере, спасло ее от вымирания. Во всем мире картина была одинаковой: безжалостное насилие над дикими животными в XIX веке, затем постепенное изменение взглядов первых экологов, а затем и британских колониальных бюрократов. С точки зрения истории человечества ХХ век по праву считается веком насилия. С точки зрения тигров и леопардов, слонов и орлов, он выглядит более благоприятно - как век, когда человек попытался достичь modus vivendi с существами, с которыми на протяжении тысячелетий, до изобретения огнестрельного оружия, он сталкивался в отношениях примерно равных шансов.

Естественно, что помимо погони за прибылью были и другие причины для охоты. Охотники на крупную дичь становились культурными героями. Способность одолеть медведя гризли в дикой природе, казалось, концентрировала в себе высшие качества североамериканского характера. Примерно на рубеже веков президент Теодор Рузвельт приложил немало усилий, чтобы представить себя его воплощением: охота на крупного зверя в угоду СМИ дошла до Килиманджаро. Джентльмены охотились, а поселенцы извлекали выгоду из окружающей природы и почти всегда были фермерами и охотниками в одном лице. По крайней мере, в начале XIX века крупные хищники были еще настолько распространены во всех зонах расселения, что первопроходцам не мешало защитить свои владения.

Моби-Дик