Трансформация мира. История XIX века

Расистские взгляды и стереотипы, но еще не разработанные расовые теории, развивались в различных средах атлантической работорговли, американских плантаций и иммигрантских обществ Западного полушария, где воспринимаемые цветовые различия служили для построения социальной иерархии. Первой обширной апологией института рабства на расистском языке, основанной на ссылках на антропологию той эпохи, стала "История Ямайки" (1774) плантатора Эдварда Лонга. Расизм не был причиной рабства, но в конце XVIII и особенно в первой половине XIX века он все чаще служил его оправданием. На многих рубежах европейской экспансии различия между поселенцами и коренным населением все еще получали культурную, а не биологическую интерпретацию. В целом связь между рабством и вмененными расовыми признаками является гибкой. Многочисленные рабовладельческие системы в истории не основывались в конечном счете на физических различиях. Рабство в греко-римской античности и военное рабство в Османской империи (где рекруты поставлялись с Балкан или из Причерноморья) - два хороших примера этого. Даже в Северной и Южной Америке рабы были светлее по цвету кожи, чем многие их европейские хозяева и охранники.

В последней четверти XVIII века классификация и сравнение стали модными научными методами в среде европейской интеллигенции. Появились предложения разделить человечество на "типы", а сравнительная анатомия и френология (измерение черепа как указатель интеллекта) придали таким подходам видимость достоверности по стандартам того времени. Некоторые авторы, сознательно отвергая христианскую доктрину Творения, доходили до постулирования раздельного происхождения различных рас (полигенеза) и, следовательно, ставили под сомнение базовое родство белых и черных, подчеркиваемое аболиционистскими движениями. До середины ХХ века расовая классификация оставалась любимым занятием многих анатомов и антропологов, а колониальные администраторы пытались с ее помощью навести порядок в пестром многообразии своих подданных.

Как и френология, это разнообразие было популярной темой на протяжении всего XIX века, регулярно демонстрируемой в наглядных пособиях на всемирных ярмарках и специальных выставках. Некоторые из категорий, разработанных до 1800 г., упорно сохранялись: "желтая раса", "негр" или "европеоид" (последнее, восходящее к геттингенскому ученому Иоганну Фридриху Блюменбаху, и по сей день используется в США как эвфемизм для обозначения "белого"). Классификационные системы приводили к бесконечной путанице, тем более что английское слово "раса" использовалось и для обозначения наций, например, "испанская раса" и т.д. К концу 1880-х годов число рас, выделяемых только в литературе США, колебалось от 2 до 63. Нет прямой линии, ведущей от Блюменбаха или Канта к истребительному расизму прошлого века. В худшем случае таксономии позднего Просвещения и ранние попытки ранжирования расовых типов или подвидов человечества могли служить оправданием репрессивного, эксплуататорского расизма, но не расизма с убийственными намерениями. Они также не могли легитимизировать требование сегрегационных цветных полос, характерных для расизма после 1900 г., но гораздо менее значимых в колониальной практике до 1850-х годов или позже. Расизм конца XIX века не был непрерывным продолжением развития XVIII века.

Расовые теории XIX века были постреволюционными. Они предполагали ослабление уз христианства, но, прежде всего, мир, в котором иерархия уже не рассматривалась как часть божественного или естественного порядка. В крупнейшей колониальной державе (Великобритании) они проявились в меньшей степени, чем во Франции или США. Британская политическая мысль никогда не отличалась ярко выраженным эгалитаризмом, поэтому противоречие между теоретическим обещанием равенства и неравноправной реальностью на местах никогда не ощущалось так сильно, как в странах, где были приняты Декларация независимости и Декларация прав человека и гражданина. Примерно после 1815 года стали возможны расовые теории нового типа. Первой предпосылкой для этого стало прощание с идеей о том, что влияние окружающей среды может надолго сформировать человеческую природу, даже в ее фенотипических вариациях. Идея "улучшения" исчезла из расового мышления, чтобы вернуться только в последней трети века в виде евгенических биотехнологий. Концепции расы, таким образом, стали вступать в противоречие с идеей цивилизаторской миссии. Второй предпосылкой стало утверждение, гораздо более масштабное, чем у натуралистов позднего Просвещения, что раса является центральной категорией в философии истории, универсальным ключом к пониманию прошлого и настоящего, напрямую конкурирующим с такими понятиями, как "класс", "государство", "религия" или "национальный дух".