Трансформация мира. История XIX века

Начиная с 1850-х годов можно говорить о доминирующем расизме. Хотя он был очень неравномерно распространен в западном мире и его колониях, он никогда там не отсутствовал и лежал в основе картины мира, которая была одной из самых влиятельных в ту эпоху. Из пристрастия к аутсайдерам и меньшинствам она превратилась в классификационную схему, определявшую восприятие культурных и политических элит; в особых случаях на нее можно было склонить формирующийся массовый электорат. Казалось естественным смотреть на "низшие расы" в лучшем случае с благонамеренной снисходительностью. Крайние проявления расизма, которые были немыслимы в 1820 г. и вызвали бы скандал в 1960 г., можно было безнаказанно высказывать. Пиком производства расово искаженного мировоззрения стал зять Рихарда Вагнера, британский писатель Хьюстон Стюарт Чемберлен, чей труд "Основы XIX века" (1899) на немецком языке мгновенно стал бестселлером в Европе и основным источником нацистской расовой идеологии. Особенно австрийские расистские круги, следуя примеру Гобино, все больше раздували разговоры о расе и крови. Международная политика также объяснялась в терминах "расовой войны" - судьбоносного для влиятельной Пангерманской лиги конфликта между "германскими" и "славянскими" народами. Из Азии угрожала "желтая опасность" в виде дешевой китайской рабочей силы и японских маршевых колонн.

Конечно, были люди, которые избежали того, что Дэвид Брион Дэвис называет «официальным расизмом в западной культуре». В драматическом выступлении по поводу скандала в Морант-Бей на Ямайке в 1865 г. Джон Стюарт Милль выступил против расистской полемики своего коллеги-интеллектуала Томаса Карлайла. Другие высказывали сомнения в том, что современная цивилизация берет начало от германских или "арийских" корней. У.Э.Б. Дю Буа и уроженец Германии Франц Боас (один из основателей этнологии и культурной антропологии) в течение десятилетий вели кампании против псевдонаучного расизма, а Рудольф Вирхов боролся с ним с авторитетом великого естествоиспытателя. Новая дисциплина - социология, представленная Эмилем Дюркгеймом, Максом Вебером, Георгом Зиммелем и Вильфредо Парето, также с самого начала стояла в оппозиции к зейтгейму, отказываясь принимать в его объяснениях биологические или генетические факторы. Некоторые социологи из этого поколения первопроходцев все же ссылались на расовую принадлежность - например, австриец Людвиг Гумплович, - но их работы вели в академический тупик. После Первой мировой войны расовые классификации стали терять свою научную респектабельность, сначала в Великобритании и США.

 

Государство, иммиграционная политика и расизм

Еще одной особенностью господствующего расизма после 1860-х годов стала ведущая роль государства. Если раньше расизм носил характер личных установок, то теперь в нем была заложена тенденция стремиться к реализации расового порядка. Для этого требовалась помощь государства, или, другими словами, расисты боролись за захват государственной власти. Это удалось в основном на юге США, в нацистской Германии (хотя в фашистской Италии и Японии в 1931-1945 гг. наблюдались схожие тенденции, их нельзя назвать полноценными расовыми государствами) и в бывшей колонии поселенцев ЮАР. Европейские колонии на самом деле не были расовыми государствами: в них официальный расизм не был руководящим идеологическим и практическим принципом; общим правилом было то, что колониальные подданные (большинство из которых платили налоги) могли быть не столь ценными, как белые, но, тем не менее, с ними следовало обращаться "достойно".

Новым в последней трети XIX века было то, что национальные правительства и, в более слабой форме, империи считали своей задачей сохранение культурной однородности и этнической чистоты в пределах своих границ. Это происходило по-разному и с разной степенью интенсивности. В первые две трети века свободное перемещение через границы стало более распространенным, за исключением представителей низших классов. Исчезли многие требования к ношению документов, удостоверяющих личность. Однако к концу века эта тенденция сменилась на противоположную: паспорта и паспортный контроль воздвигли вокруг национальных государств бумажную стену разной высоты.