Еще одна причина, почему особое отношение к трансформации середины жизни не совсем корректно, – это то, что она есть результат не только новых факторов, но сочетание новых и старых. С одной стороны, жизнь полна надежд, а с другой – в ней не хватает смысла. С одной стороны, дети почти выросли, а с другой – родители стареют. С одной стороны, 40 лет – это только начало, с другой – уже конец.
«Думаю, все начинается с зеркала, – заявила Кэрол на одном из последних занятий семинара. – Я все еще воспринимала себя лет на десять моложе, но однажды взглянула в зеркало и сказала: “Откуда ты, старушка? И что случилось с Кэрол, которая здесь когда-то жила?”»
На работе вы можете начать замечать растущую пропасть между собой, 40-летним, и более молодыми сотрудниками. Как будто вы нечаянно перешли границу и сейчас находитесь в другой стране. Молодые и пожилые сотрудники – кажется, все в вашей организации имеют свои ниши, но люди среднего возраста потеряли ощущение принадлежности.
Не случайно, что они созрели для переоценки своих надежд и планов, которые их к этому привели. Приходит время, когда меланхолическое остроумие Оскара Уайльда реально задевает за живое: «У богов есть два способа проявлять жестокость: первый – это отказывать нам в наших мечтах, а второй – исполнять их». Если ваши мечты сбылись, вы спрашиваете себя: «И
Подобные открытия считаются по меньшей мере провокационными, но иногда они открывают двери навстречу новым видам деятельности и новым достижениям, которые были невозможны, пока вы находились под влиянием старой мечты. Освобожденные от старых конфликтов и неурядиц в попытке добиться своего, вынесенные в чистые воды самопознания и самопомощи, большинство из нас наконец находят себя и свое призвание. Ганди в 50 лет открыл свою истинную миссию – ненасильственное сопротивление. Сервантес был еще старше, когда начал карьеру романиста. Лу Андреас-Саломе было за 60, когда она стала психоаналитиком. А есть еще Бабушка Мозес, не говоря уже о полковнике Сандерсе[16]
.Некоторые авторы предлагают «дорожные карты» средних и более поздних лет, рассказывая, что и когда вы должны делать – или, скорее, заставляя вас чувствовать себя не в своей тарелке потому, что вы не делаете в 50 или в 70 лет то, что, по их мнению, вам положено делать. Но, думаю, это лишь вводит в заблуждение; сама идея типичных стадий начинает рассыпаться, как только человек вступает в средний возраст. Каждый человек начинает выстраивать особую и независимую жизнь со своими этапами, где вначале идет это, а затем то. Процесс отпускания прежнего образа жизни и открытия иного отношения к происходящему не так уж легко укладывается в заданную последовательность. Человек ощущает приход перемен как смену погоды в конце сезона, но, как и с осенней непогодой, какой-либо четкой системы здесь не увидишь.
Трансформации этого периода жизни все реже зависят от личной инициативы и все чаще от действий других людей – например, от решения вашего сына съехать от вас или жениться. С возрастом болезни и смерть ваших ровесников несут потенциал непредвиденных и нежеланных трансформаций. И тем не менее каждая трансформация – это завершение, которое готовит почву для нового роста и новой деятельности.
С годами, с переходом ко второй поворотной точке жизненного цикла, когда доминирующим становится образ человека с посохом из загадки Сфинкса, приобретают важность ваши собственные ожидания. А они являются главным образом производной от культурных традиций вашей семьи и вашего народа.
В культуре многих стран Азии старость почитается как вершина жизни – время величайшего влияния и глубочайшей мудрости. Древнее индуистское представление об этапах жизни человека содержит важную точку трансформации в возрасте рождения первых внуков. До этого момента человек находился на стадии жизни
Эта важная жизненная трансформация, для которой в западной культуре нет ни названия, ни понятия, приходит, когда человек, по словам историка религии Хьюстона Смита, начинает