Трансгрессия в моде. От нарушения к норме

Платье-рубашка основательно вошло в женский гардероб в период Директории, воспринимаясь современниками как реакция, с одной стороны, на раскопки в Геркулануме и Помпеях, с другой, на увлечение республиканскими идеями античности. Как отмечал Л.-С. Мерсье, «он не знает, насколько сильно одежда слабого пола связана с республиканскими формами правления Греции, так как модели их платьев в точности повторяют фасоны Аспасии: обнаженные руки и грудь, ступни, обутые в сандалии, и волосы, собранные в косы вокруг головы» (Mercier 1862: 319). Так неформальное одеяние, а точнее нижняя рубашка, вошло в женскую моду как официальный наряд. В 1804 году платье для коронации Жозефины (ex-merveilleuse[33], когда-то совместно с мадам Тальен эпатировавшей публику полупрозрачными «античными» платьями-рубашками) своей высокой талией и короткими рукавами с пуфами продолжало отсылать к неоклассическим модам (Le Bourhis 1990: 71, 93), тем самым продемонстрировав один из путей развития моды от неформального одеяния к формальному. По мнению Э. Рибейро, такой путь развития моды уходит корнями в Средневековье, когда появилось понятие «ночная рубашка», воплощавшее собой границу между общественной репрезентацией и непосредственно индивидом, надевавшим ее при пробуждении ночью (Ribeiro 2003: 681–682). Уже в конце XVI века ночная рубашка превратилась в платье, которое носили по утрам, а через какие-то двести лет приобрела статус почти формального костюма.

В эпохи, предшествовавшие Французской революции, когда ношение белья оказалось под запретом (Roche 1989: 173), тем самым обозначив тотальное обобществление жизни индивида, роль нижней рубашки была достаточно многозначна. Проглядывая сквозь разрезы на одежде[34] или в области манжет и воротника, чистое белье в условиях дефицита воды обозначало социальный статус индивида[35], реализуя так свойственную аристократическому этосу «игру кажимостей». Соприкасаясь непосредственно с телом, при этом реализуя функции маркера социального положения, белье играло амбивалентную роль. Относясь к сфере частного, оно одновременно было и маркером социальных различий, что стало основанием для отказа от него в период Революции, стремившейся нивелировать любые статусные различия. Неоклассические моды, и в первую очередь платья-шмизы (chemise) в античном стиле, получившие распространение в период Директории, как и платье Марии-Антуанетты с портрета кисти Э. Виже-Лебрен, выражали не что иное, как процесс становления пространства семьи и дома (в терминах Ю. Хабермаса, внутренней частной сферы) в качестве единственного поля самовыражения женщины, демонстрируя ее исключение из новой публичности средствами «бельевой» манифестации.

Модный журнал – инструмент формирования семантики моды

Неоклассические моды были воплощением слома придворной вестиментарной системы и ее статусных значений, транслируемых через одежду. Отказываясь от таких вестиментарных атрибутов статуса, как богатство отделки, обилие тканей, мода эпохи ампир представляла своих последовательниц практически нагими, какими по меркам придворного общества они являлись, облачаясь в одни рубашки. По мнению Э. К. Кейдж, в посттермидорианской Франции мода стала восприниматься как выражение индивидуального внутреннего Я (Cage 2009: 204). Эту идею культивировала модная пресса, считавшая платье наиболее важным маркером вкуса и индивидуальных различий. Так, еще до революции, в 1787 году, в издании Magasin des modes nouvelles можно было встретить следующий комментарий: «не чрезмерность украшает платье; оно не станет более ценным от бесконечного количества ткани; нет, это вкус, это совершенный нюанс, проявляющий себя в искусном сочетании цветов, который только и может увеличить стоимость платья» (цит. по ст.: Jones 1994: 959). Именно к концу XVIII века журналы мод стали ориентироваться преимущественно на женскую аудиторию[36] и формировать дискурс Моды, о котором говорит Р. Барт: «платье, которое мне показывают (а не описывают), может быть отнюдь не только модным – оно может быть теплым, причудливым, симпатичным, скромным, защищающим от холода и т. д., а уже потом модным; напротив, то же платье в описании может быть только Модой как таковой» (Барт 2003: 51).